Онлайн книга «Третья девушка»
|
Она молча стояла, ожидая, чтобы он заговорил. В левой руке она держала моток шпагата, на ее лице он прочел недоумение. – Да? – сказала она наконец. Пуаро, иностранец до кончиков ногтей, почтительно снял шляпу и поклонился. Она уставилась на его усы, словно завороженная. – Миссис Рестарик? – Да. Но я… – Надеюсь, я не расстраиваю вас, мадам? Ее губы тронула улыбка. – Нет-нет. А вы… – Я позволил себе удостоиться визита к вам. Мой добрый друг миссис Ариадна Оливер… – Да, конечно! Я знаю, кто вы. Мосье Пуаре. – Мосье Пуаро, – поправил он, подчеркивая последний слог. – Эркюль Пуаро к вашим услугам. Я оказался в окрестностях и дерзнул явиться к вам в надежде, что мне будет позволено засвидетельствовать мое почтение сэру Родрику Хорсфилду. – Да, Наоми Лорример предупредила, что вы можете заглянуть к нам. – Надеюсь, я не причиню неудобства? – Ну какие же неудобства! Ариадна Оливер была у нас в прошлую субботу. Приехала с Лорримерами. Ее книги очень увлекательны, не правда ли? Но, может быть, вы не увлекаетесь детективными романами? Вы ведь сами сыщик, я не ошибаюсь? Настоящий? – Самый настоящий из всех настоящих, – ответил Пуаро. Он заметил, что она подавила улыбку, и вгляделся в нее внимательнее. Она была красива, но несколько искусственной красотой. Золотые волосы были тщательно уложены в замысловатую прическу. Он подумал, что она, возможно, в глубине души чувствует себя неуверенно и усердно играет роль английской владелицы поместья, культивирующей свой сад. И попробовал прикинуть, кем были ее родители. – У вас чудесный сад, – сказал он. – Вы любите сады? – Не так, как их любят англичане. У вас в Англии особый талант на сады. Они для вас означают что-то особое. А для нас не так. – Вы хотите сказать, для французов? – Я не француз. Я бельгиец. – Ах да! По-моему, миссис Оливер упомянула, что вы когда-то служили в бельгийской полиции. – Совершенно верно. Я – старый бельгийский полицейский пес. – Он вежливо усмехнулся и взмахнул руками. – Вашими садами, садами англичан, я восхищаюсь. Я сижу у ваших ног! Латинские расы предпочитают правильно разбитые сады – перед шато, так сказать, Версаль в миниатюре, и, кроме того, разумеется, они придумали potager. Он очень важен – potager. Здесь в Англии у вас есть potager, но вы заимствовали его из Франции, и вы не любите potager столь сильно, как любите свои цветы. Hein? [9] Не так ли? – Да, мне кажется, вы правы, – сказала Мэри Рестарик. – Пожалуйста, пойдемте в дом. Вы же приехали к моему дяде. – Как вы и сказали, я приехал принести дань уважения сэру Родрику, но я воздаю ее и вам, мадам. Я всегда приношу дань почтения красоте, когда ее вижу. – Он поклонился. Она засмеялась с некоторым смущением. – Ну к чему такие комплименты! Вслед за ней он направился к открытой стеклянной двери. – Я встречался с вашим дядей в сорок четвертом году. – Он, бедненький, очень одряхлел. И, боюсь, совсем оглох. – О, со времени наших встреч прошел такой срок! Вполне возможно, он успел меня забыть. Встреч, связанных со шпионажем и научным развитием некоего изобретения. Этим изобретением мы обязаны талантам сэра Родрика. Надеюсь, он захочет меня увидеть. – Не сомневаюсь, он будет очень доволен, – сказала миссис Рестарик. – Теперь ему в некоторых отношениях живется скучновато. Мне часто приходится уезжать в Лондон – мы подыскиваем там подходящий дом. – Она вздохнула. – Пожилые люди иногда бывают так трудны! – О, я знаю, – сказал Пуаро. – Нередко и я сам бываю трудным. Она засмеялась. – Ну, нет, мосье Пуаро, не делайте вида, будто вы стары. – Иногда мне говорят именно это, – сказал Пуаро и вздохнул. – Юные девушки, – добавил он скорбно. – Очень невежливо с их стороны. Совсем в духе нашей дочери. – О, у вас есть дочь? – Да. То есть мне она падчерица. – Мне будет очень приятно познакомиться с ней, – сказал Пуаро учтиво. – Да, но боюсь, ее здесь нет. Она в Лондоне. Она там работает. – Молоденькие девушки, они в наши дни все работают. – Работать следует всем, – сказала миссис Рестарик неопределенно. – Даже когда они выходят замуж, их уговаривают вернуться на производство и в школу учительницами. – А вас, мадам, убедили куда-нибудь вернуться? – Нет. Я выросла в Южной Африке. И приехала сюда с мужем совсем недавно. Все это… еще очень для меня… непривычно. Она посмотрела вокруг без всякого энтузиазма, как заключил Пуаро. Комната была обставлена прекрасно, но шаблонно. В ней ощущалась какая-то безликость, которую нарушали только два больших портрета на стене. На одном была изображена тонкогубая дама в вечернем платье из серого бархата. С противоположной стены на нее смотрел мужчина лет тридцати с небольшим, лучащийся сдерживаемой энергией. – Вашей дочери, я полагаю, жизнь за городом кажется скучной? – Да, ей гораздо лучше жить в Лондоне. Тут ей не нравится. – Она вдруг умолкла, но затем договорила, словно слова из нее вытягивали клещами: – И ей не нравлюсь я. – Это невозможно! – воскликнул Пуаро с галльской любезностью. – Вполне возможно. Что же, наверное, так часто бывает. Девушке непросто свыкнуться с мачехой. – А ваша дочь очень любила свою родную мать? – Ну, наверное. Она трудная девочка. Думаю, в этом она не исключение. Пуаро сказал со вздохом: – Теперь у отцов и матерей нет над дочерьми почти никакой власти. Не то что в добрые старые времена. – Да, никакой. – Об этом не принято говорить, мадам, но должен признаться, я очень сожалею, что они столь неразборчивы в выборе… как это сказать?… своих дружков? – Да, в этом отношении Норма доставляет своему отцу массу тревог. Но, думаю, жалобами делу не поможешь. Все экспериментируют по-своему. Однако я должна проводить вас наверх к дяде Родди. Его комнаты на втором этаже. |