Онлайн книга «Камасутра для Микки Мауса»
|
– Потом Ната его бросила, – продолжал он, – и у нас завязался роман. Игорь ревновал, звонил бывшей невесте, пугал ее, требовал вернуться к нему, а затем случилось то, что случилось! – Но тогда не она должна была его убить, а он ее! – логично возразила я. Вовка нахмурился, но промолчал. – А что Ната говорит? – полюбопытствовала я. – Ушла в глухую несознанку, – ответил майор, – не отрицает, что была знакома с Игорем, подтверждает, что пришла к нему на свидание, но лишь с одной целью: попросить его оставить ее в покое, навсегда. – Зачем тогда стреляла? – Она говорит, что толкнула парня и ушла, кипя от злости, в метро. Спустилась на перрон и села на скамейку. Хотела привести нервы в порядок, а тут налетели менты, подбежала дежурная. Ната клянется, что не стреляла и в глаза не видела револьвера! – Очень глупо! Я собственными глазами наблюдала, как она несется к зданию метро, сжимая огнестрельное оружие. Кстати, на площади было полно свидетелей. – И тем не менее она плачет и твердит: «Не я!» – мрачно завершил рассказ Костин. Вечером мы вместе с Кирюшей смотрели видик. Мальчик решил развеселить меня и, сбегав в прокат, приволок глупейшую комедию, герои которой швыряли друг другу в лицо тарелки с едой и попадали ногами в унитаз. Пару дней назад я бы уже согнулась от хохота, но сегодня лишь натянуто улыбалась, чтобы не обидеть Кирюшку. В голове крутились мысли, не имеющие никакого отношения к действию, разворачивающемуся на экране. Бедный Вовка! Надо же так вляпаться! И что делать с Юрием, который никак не выходит из запоя? И как поступить с Магдаленой, если Клава задержится в больнице надолго? – Ну и дура! – воскликнул Кирюшка. – Кто? – машинально спросила я. – Эта Софи, – ткнул мальчик пальцем в экран, – за ней гонятся, а она на каблучищах шкандыбает! Ежу понятно, чтобы убежать, нужно надеть кроссовки, ну, на худой конец, ботинки без каблуков. Разве на таких ходулях скроешься? Я включила зрение и увидела на экране маленькую, хрупкую фигурку, которая, покачиваясь, бежала по улице. Внезапно перед глазами возникла совсем иная картина. Вот Ната, рассердившись на Игоря, топает ножкой, обутой в джинсовый сапог. Подошва у него почти плоская, помнится, я еще позавидовала: ну где Вовкина жена ухитрилась раздобыть такие удобные и модные сапожки? Так, что было потом? Толпа, сошедшая с автобуса, двинулась к метро и закрыла мне на пару минут обзор. Затем раздался выстрел. Я не видела, как Ната стреляет в Игоря, просто услышала резкий звук «крак». А дальше? Народ шарахнулся, и перед взглядом появилась бегущая Ната, она слегка покачивалась… Мне еще тогда показалось что-то странным, и теперь я понимаю что. Я в тот момент вновь глянула на ее обувь. Так вот, Ната бежала неловко, покачиваясь, оттого что на ногах у нее были джинсовые сапожки на высокой, десятисантиметровой, шпильке. Я вскочила с дивана. – Ты куда? – удивился Кирюшка. – За чаем? Тогда остановлю пленку. Но мне было не до дурацкой комедии. Отлично помню, что Ната топала ногой, обутой в высокий ботиночек без каблука. Каким образом у бегущей к метро женщины оказались сапожки на шпильке? Напрашивался только один ответ: в сторону подземки торопилась не Ната. А кто? Вновь перед глазами возникла фигурка в красной куртке, с дурацки причесанной головой: кудряшки, на которых висит заколка в виде бабочки. В полном ажиотаже я влетела на кухню и, сама не знаю почему, дернула ящик, в котором у нас хранятся столовые приборы. Вилки, ложки, ножи веером разлетелись по чисто вымытому линолеуму. Кирюшка вбежал в кухню. – Лампудель! Ты упала? Я присела и стала молча собирать рассыпанное. Руки тряслись от напряжения. Девушка в красной куртке, спешившая к зданию «Новокузнецкой», убийца, сжимавшая пистолет, была не Ната. Просто они очень похожи. Внезапно вилки выпали из моих рук и снова оказались на полу. Кто-то решил подставить Вовкину жену и специально обстряпал дело таким образом, что… – Это тебя! – Кирюша сунул мне в руку телефонную трубку. – Какая-то дура! – Неприлично так говорить о взрослых. – Я машинально проявила педагогическое занудство и тут же рассердилась на себя. Получается, что детей можно обзывать дураками. – Идиотка! – не успокаивался Кирюша. – Прикинь, она спрашивает, когда похороны Лизки. На секунду я оторопела, потом спросила: – Кого? – Лизаветы. – Какой? – Нашей!!! Я схватила трубку и моментально услышала рыдающий голос Алены Мамонтовой. – Господи, горе какое, горе какое! Лампа, вы держитесь. Хочешь приеду? – Зачем? – я решила внести ясность. – Ну помочь, поминки, посуда, блинов напечь, сковородки помыть, – зачастила Алена, – когда хороним? – Кого? – Лизоньку. – Какую? Алена на секунду замолчала, потом голосом, полным сочувствия, продолжила: – Понимаю, тебе плохо, но… – Если имеешь в виду нашу Лизавету, – перебила я глупую Мамонтову, – то девочка живехонька-здоровехонька, позавчера уехала на дачу к своей подружке на неделю, час тому назад я с ней разговаривала по телефону. – Да? – растерянно протянула Алена. – Ну и ну… – С чего тебе в голову пришло, что Лизавета скончалась? – обозлилась я. – Э… а… у, – стала издавать нечленораздельные звуки Алена. Я швырнула трубку на диван и с чувством произнесла: – Дура! Недаром от нее два мужа сбежали. – Идиотка! – подхватил Кирюшка. – Вот уж придумала так придумала. – Балда! – я никак не могла прийти в себя. – Балбеска стоеросовая, – охотно согласился Кирюшка. Во мне внезапно вновь проснулся педагог. – Нехорошо так говорить, некрасиво! Кирик склонил голову набок. – Ну согласись, она кретинка! Пару секунд во мне боролись Макаренко и возмущенный обыватель. Наконец второй одержал верх. – Кретинка! Жуткая! Тупее не бывает! Кирюшка захихикал. |