Онлайн книга «Огнем и мечом. Часть 2»
|
— Всемилостивейший король! — воскликнул он. — Гусарский товарищ из Збаража пришел!! Король вскочил с кресла, канцлер тоже поднялся, и из уст обоих вырвалось одновременно: — Быть не может! — Истинно так! Стоит в сенях. — Давай его сюда! — вскричал король, хлопнув в ладоши. — Пусть снимет с души тяжесть! Тизенгауз скрылся за дверью, и через минуту вместо него на пороге показалась незнакомая высокая фигура. — Подойди, любезный сударь! — восклицал король. — Ближе! Ближе! Мы рады тебя видеть! Рыцарь подошел к самому столу; наружность его была такова, что король, канцлер и староста ломжинский попятились в изумленье. Перед ними стояло страшное существо, более похожее на призрак, нежели на человека: изодранные в клочья лохмотья едва прикрывали его истощенное тело, посинелое лицо измазано было в крови и грязи, глаза горели лихорадочным блеском, черная всклокоченная борода закрывала грудь; трупный запах распространялся вокруг него, а ноги так дрожали, что он принужден был опереться о стол. Король и оба вельможи смотрели на него широко раскрытыми глазами. В эту минуту дверь отворилась и гурьбою вошли сановники, военные и гражданские: генералы Убальд и Арцишевский, подканцлер литовский Сапега, староста жечицкий, каштелян сандомирский. Все, остановясь за спиной короля, уставились на пришельца, король же спросил: — Кто ты? Несчастный раскрыл было рот, попытался ответить, но судорога свела ему челюсть, подбородок задрожал, и он сумел прошептать только: — Из… Збаража! — Дайте ему вина! — раздался чей-то голос. В мгновение ока подан был полный кубок — незнакомец с усилием его опорожнил. Меж тем канцлер сбросил с себя плащ, подбитый мехом, и накинул ему на плечи. — Можешь теперь говорить? — спросил король спустя некоторое время. — Могу, — немного увереннее ответил рыцарь. — Кто ты? — Ян Скшетуский… гусарский поручик… — В чьей службе? — Русского воеводы. Шепот пробежал по зале. — Что у вас? Что слышно? — с лихорадочной торопливостью вопрошал король. — Беда… голод… сплошь могилы… Король закрыл глаза рукою. — Господи Иисусе! Господи Иисусе! — тихо повторял он. Потом продолжил расспросы: — Долго еще сможете продержаться? — Пороха нет. Враг у самых валов… — Много его? — Хмельницкий… Хан со всеми ордами. — И хан там? — Да… Наступило глухое молчание. Присутствующие лишь переглядывались, растерянность рисовалась на всех лицах. — Как же вы выстояли? — спросил канцлер, не скрывая недоверия. Услышав эти слова, Скшетуский вскинул голову, словно новые обретя силы, горделивое выражение сверкнуло на его лице, и он ответил с неожиданной силой в голосе: — Двадцать отбитых штурмов, шестнадцать выигранных сражений в поле, семьдесят пять вылазок… И снова настало молчанье. Внезапно король расправил плечи и встряхнул париком, словно лев гривой; на желтоватом его лице проступил румянец, глаза блеснули. — О господи! — вскричал он. — Довольно с меня этих советов, этого топтанья на месте — нечего больше медлить! Есть хан или нету, собралось или не собралось ополченье — хватит, клянусь богом! Сегодня же идем на Збараж! — На Збараж! На Збараж! — повторило несколько решительных голосов. Лицо прибывшего просияло, как ясная зорька. — Милостивый король, государь мой! — сказал он. — С тобою на жизнь и на смерть!.. От этих слов как воск растаяло благородное монаршье сердце, и, не гнушаясь отталкивающим обличьем рыцаря, он обхватил его голову обеими руками и молвил: — Ты мне милее иных, что в атласах. Господи! За меньшие заслуги некоторые получают староства… Знай, подвиг твой не останется без награды. И не спорь! Я должник твой! И остальные вслед за королем тотчас начали восклицать: — Не было еще рыцаря доблестней! — Этому и среди збаражских не найдется равных! — Славу бессмертную ты стяжал! — Как же меж татар и казаков сумел пробраться?.. — В болотах прятался, в камышах, лесом шел… блуждал… без еды… — Накормить его! — крикнул король. — Накормить! — повторили прочие. — Одеть его! — Завтра получишь коня и платье, — сказал король. — Ни в чем не будет тебе недостатка. Следуя примеру короля, все наперебой принялись превозносить рыцаря. Снова на него посыпались вопросы, на которые он отвечал с превеликим трудом, потому что все большую чувствовал слабость и едва не терял сознания. Принесли еду; в ту же минуту вошел ксендз Цецишовский, королевский духовник. Вельможи расступились: ксендз был премного учен, уважаем, и слово его для короля значило едва ли не больше, чем слово канцлера, а с амвона, бывало, он таких вещей касался, о которых и на сейме осмеливался говорить не всякий. Его тотчас обступили со всех сторон и стали рассказывать, что из Збаража пришел рыцарь, что князь, несмотря на лишенья и голод, продолжает еще громить хана, пребывающего там собственною персоной, и Хмельницкого, который за весь минувший год не потерял столько людей, сколько в збаражскую осаду, наконец, что король желает идти на выручку осажденным, даже если ему со всем войском суждено погибнуть. Ксендз молча слушал, беззвучно шевеля губами, и поминутно обращал взор на изможденного рыцаря, который меж тем занялся едою; король повелел ему не смущаться своим присутствием и еще приглядывал сам, чтобы тот ел хорошенько, да время от времени отпивал за его здоровье глоток из небольшого серебряного кубка. — А как зовется сей рыцарь? — спросил наконец ксендз. — Скшетуский. — Не Ян ли? — Ян. — Поручик князя воеводы русского? — Так точно. Ксендз поднял к небесам морщинистое лицо и опять углубился в молитву, а потом промолвил: — Восславим имя господа нашего, ибо неисповедимы пути, коими он ведет человека к покою и счастью. Аминь. Я этого рыцаря знаю. Скшетуский, услыша эти слова, невольно обратил взгляд на ксендза, но лицо того, весь облик и голос были ему совершенно незнакомы. — Стало быть, ты один из всего войска взялся пройти через вражеский лагерь? — спросил его ксендз. |