Книга Скалолазка и мертвая вода, страница 50 – Олег Синицын

Не помню, как я слезла с дерева. Вероятно, свалилась в конце. Не помню, как продиралась сквозь кусты, как упругие ветви хлестали по лицу. Не видела ничего. Перед глазами сияло опускающееся лезвие, а затем последовал чавкающий удар.

Вылетела на берег и остановилась.

Подобный ужас я испытала лишь однажды в своей жизни. Когда бабушка в льняном переднике с уточками сообщила, что моих родителей больше нет. Они погибли там, где солнце светит круглые сутки. Месяц назад они были рядом, я говорила с ними, и вдруг в один миг их не стало.

Вера лежала на камнях – одинокая, брошенная. Лежала ровно, словно кто-то заботливо уложил ее на колючую гальку, выпрямил руки, расправил платье… Голова отсутствовала. Она покоилась рядом. Глаза закрыты и лицо умиротворенное.

Я тихо заплакала. Без сил опустилась на камни, потом все-таки встала и медленно поплелась к Верочке.

Я больше всего боялась, что закончится именно так. Кошмарный ужас с самого начала служил фоном развивавшейся истории. Давил, угнетал. Теперь он царил на сцене полностью и безраздельно. Его повелителем был бессмысленно жестокий американец с покореженным черепом и окровавленным мачете. А жертвой стала моя лучшая подруга. Вера уже никогда не поднимется, не посмеется вместе со мной над ляпом в переводе, не поцелует сына.

Почему жестокость имеет право на существование? Почему отморозки правят бал в этом мире? Вопросы банальные, но именно они роились в голове, когда я гладила руку Верочки.

Долго я сидела и гладила руку Верочки. Бейкер не возвращался. Тень деревьев накрыла берег и коснулась воды.

Слезы лились и лились из глаз. Скорбь придавила тяжелой плитой. Прежде всего она, уж после – чувство вины перед подругой. Я не уберегла, не спасла Веру. В результате маленький мальчик на другом краю света остался без мамы…

Больше всего меня коробил вид отделенной от тела головы. Слизывая с губ слезы, осторожно вернула ее на старое место. Камни там, где она лежала, покраснели. Я убрала руки, пальцы продолжали чувствовать мягкость и податливость Верочкиных волос.

Не было сил смотреть. Кровавый воротник, который охватывал худенькую Верину шею, притягивал взгляд.

Сумасшедшие, бредовые мысли овладели мною. Я думала о «мертвой воде»…

Что, если и в самом деле с ее помощью можно заживлять раны на мертвецах? Как в сказке об Иване-царевиче и сером волке? Ведь научился доктор Энкель, используя удивительную субстанцию, сращивать сломанные кости!

– Что думаешь, Вера? – спросила я.

Все готова была отдать, чтобы она ответила. Но с холодных Вериных губ не сорвалось ни звука.

Легенда о Ганеше…

Человеке, который открыл «мертвую воду» и пытался приживить ею отрубленную голову сына.

Сказка? Выдумка?

Возможно.

Но глаза невольно уставились на забытую всеми сумку. Она валялась на камнях чуть в стороне. В ее недрах покоился термос из нержавейки с последним кубиком.

Когда стало совсем темно, я развела костер при помощи зажигалки помощника Бейкера. Нашла ее под деревом, где он ее бросил. Отблески пламени плясали на Верочкином теле в жутком языческом танце.

Не знаю, правильно ли я поступала. Возможно, нарушала какие-то божественные законы. Но я – известная атеистка. И то, что делала тогда, казалось мне таинственным и запретным ритуалом Вуду, которому меня там же учили невидимые духи холодного ночного озера с неизвестным названием.

Я выгрузила весь лед, извлекла осторожно темный кубик и положила отдельно. Разломала сам термос и вытащила колбу, изготовленную из нержавеющей стали. Прикрутила ее к палке и опустила в горловину кубик.

Подносила к пламени с большой осторожностью.

Половинка луны отражалась в озере и походила на полуприкрытое око, подсматривавшее за мной из темных водных глубин. Мрачный лес пугал шелестом листвы.

Колба разогрелась быстро, через некоторое время я услышала бульканье. Кубик растаял.

С тревогой вздохнула и перенесла колбу на лед.

Остудила.

Странные физические свойства у «черного льва». При одной и той же температуре «мертвая вода» может находиться и в жидком, и в твердом состоянии. Чудно, ей-богу, но для меня это значения не имеет.

Выровняла голову Веры по отношению к туловищу. Взяла остывшую колбу, занесла над раной и… В меня закралось страшное сомнение.

Чем я, собственно, занимаюсь? С ума сошла от горя! Эта гадость испепелит останки Веры в одно мгновение. Уже довелось наблюдать подобный эффект в Нью-Плимуте. Эксперимент со злобным псом.

Ничего не получится!.. Я просто сошла с ума…

Что ж, пусть будет как будет! Наклонила колбу и плеснула несколько капель на кровавый разрез.

Капли падали целую вечность.

На рану не попали, угодили ближе к Верочкиному подбородку. Замерли в ложбинках сонных артерий.

Затаив дыхание, я ожидала, что взрывная волна растерзает тело. Что плоть брызнет в стороны, в полете рассыпаясь в прах… Но капли не всасывались, ничего не рвалось. Вообще ничего не происходило.

Время замерло. Даже листья перестали шелестеть в темноте.

Я расстроилась. Никакого эффекта.

А может, эффекта нет, потому что вода не попала на рану?

Собралась плеснуть еще порцию, как вдруг заметила, что капельки покатились вниз. Искрясь в пламени костра, заскользили по желобкам шейных мышц по направлению к ране. Словно крохотные светлячки побежали.

Я с изумлением наблюдала за этим чудом.

Вот они уже на месте. Мгновение – и капли всосались в темный кровавый срез, растворились, словно их и не было. А в следующий миг там начали стягиваться мышцы и кожа.

Как зачарованная, я наблюдала за всем до завершения процесса. Три крохотные капельки соединили участок рассечения длиной сантиметра три.

Я отстранилась от Веры, зачем-то посмотрела на костер. А потом вылила воду из колбы всю, без остатка.

Вспомнила рассказ Глюки, как он вылил «мертвую воду» в бассейн с карпами? Темная жидкость впиталась в бедных рыбок, словно в пористую губку. То же произошло и здесь. «Мертвая вода» полностью всосалась в рану, но, в отличие от карпов, не испепелила тело, а принялась склеивать разрез.

Волокна мышц пульсировали; извивались под кожей, соединяясь, отрубленные части. Кожа срасталась на глазах. Послышался глухой стук. Это соединились шейные позвонки.

Не прошло и десяти секунд, как случилось чудо. Настоящее чудо. Без участия «виагры» или Иисуса.

Передо мной лежала Верочка. Целая. Бледная, умиротворенная. Шея – ровная, гладкая. Ничто не напоминало о ее ужасном увечье.

Создавалось впечатление, что Вера просто уснула.

Казалось, еще чуть-чуть – и Вера откроет глаза. Увидит меня, улыбнется и, потянувшись, скажет: «Как я крепко спала», не замечая моих счастливых глаз…