
Онлайн книга «Клинок его Величества»
![]() Складываю пальцы в знак «внимание». Останавливаю собственную руку, пытающуюся откинуть лезущие в глаза седые космы, и почти упираюсь носом в стол: к нам, игриво покачивая широченными бедрами, идет одна из подавальщиц. Ноел лениво оглядывается, оглаживает остановившуюся рядом с ним девушку по объемистому заду, и, не убирая руки с ее телес, делает заказ. Мда! Вот это самообладание: в глазах шевалье не мелькает даже тени интереса к кому-либо, кроме подавальщицы… …Проводил ее взглядом… Повернулся ко мне лицом… Почесал затылок… Хрустнул пальцами… Зевнул… Не знай я, что этот хруст — условный знак, не догадалась бы… Ждет… Спокойно, не выказывая ни волнения, ни недовольства. Впрочем, он — воин. Воин Правой Руки. И этим все сказано… …Есть разваренную репу выше моих сил. Пить кислое, разбавленное водой вино — тем более. Однако попрошайка, весь день простоявшая на улице, не может быть сытой. Поэтому я вяло ковыряюсь грязными пальцами в своей тарелке, и изображаю, что утоляю голод. При этом тщательно отслеживаю реакцию Бразза на каждого, входящего в таверну, и пытаюсь понять, что мне не нравится в его поведении. Жесты сотника предельно скупы и точны. Эмоций — нет. Никаких. Суетливости — тоже… Спокоен. Так, как будто ужинает в собственном доме, причем под охраной собственных солдат. Странно… Да, подчиненный графа Игрена не может не уметь контролировать чувства и эмоции. Но… в таком заведении, как «Гадюшник», да еще и расположенном на территории враждебного королевства, излишняя самоуверенность чревата непредсказуемыми последствиями. Почему ему все равно? Почему?! …Ответ приходит, когда Бразз очередной раз реагирует на скрип открывающейся двери: короткий, равнодушный взгляд — и все… Ни недовольства, ни раздражения… А может он никого не ждет?! «Может…» — сама себе отвечаю я. И тут же продолжаю: — «Тогда… получается, что он тут живет! Либо на постоялом дворе, либо где-то неподалеку…» Жду еще минут десять. Потом, уверившись, что мне не кажется, поворачиваюсь к Пайку… Кладу на стол правую руку, вытягиваю указательный палец, с омерзением смотрю на черный кант под ногтем, и, удостоверившись, что Ноел понял условный знак, начинаю ковырять сучок, торчащий из столешницы. Так, чтобы тысячник мог видеть получающиеся у меня буквы… …Дочитав мое сообщение до конца, воин задумчиво щурится: «Уверена?» Я еле заметно мотаю головой: какая тут может быть уверенность? Только догадки… Понимает. Потом неторопливо встает из-за стола, покачивается, и, на ходу развязывая мотню, плетется к двери… Мне становится не по себе: да, тут, в таверне наверняка есть и люди графа Орассара, и воины Правой Руки, но за столом-то я теперь совсем одна!!! Заставляю себя перестать трястись. Оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, кто из клиентов «Гадюшника» может служить в Тайной службе или быть вассалом Утерса Неустрашимого. Двое громил, сидящие рядом с очагом, и мрачно вливающие в себя кубок за кубком? Тощий, но жилистый парень, тискающий глупо хихикающую подавальщицу? Троица порядком надравшихся мужиков, обсуждающих какого-то Батара, «умудрившегося снять верхушку с навара самого Фиска»? Или пара здоровяков, сидящих спинами к стене, и уминающих хлеб с сыром, умудряясь не показывать лиц, спрятанных под капюшонами дорожных плащей? Не знаю. Стражником, вернее, скрытнем, может оказаться кто угодно. Любая подавальщица или даже сам Щир Гадюка. А вот воинами Правой Руки — только те громилы или мужики в плащах — уж очень они здоровые. Вглядываюсь в их пластику и ненадолго забываю о том, где нахожусь… …— Ты жрать будешь, или как? — в голосе Пайка столько раздражения, что я возмущенно вскидываю голову, пытаюсь вскочить… и остаюсь на месте: натянувшаяся сбруя вовремя заставляет меня «вспомнить» о том, что я — попрошайка… — Что, опять спину прихватило? — ухмыляется тысячник. А в его глазах мелькает удивление. Я виновато опускаю взгляд. И еле слышно вздыхаю… На стол падает несколько медных монет, одна из них подкатывается к моей ладони, и, постояв на ребре, падает «короной» вверх. «Надо было желание загадать…» — мрачно вздыхаю я. И усилием воли отгоняю от себя мысли о Ронни… …Закрыв за собой дверь снятой на ночь комнатенки, тысячник неторопливо подходит к единственному топчану, с грохотом валится на него и рычит. Чуть ли не на весь постоялый двор: — Ну, чего встала? Гаси лучину и брысь куда-нибудь в угол!!! Я послушно задуваю слабенький огонек, и вздрагиваю, услышав шепот, раздавшийся над самым ухом: — Спасибо за помощь, ваше высочество. Дальше — мы сами… И… садитесь на топчан — плащ я уже подстелил… Сажусь. Прислоняюсь спиной к стене. И закрываю глаза, стараясь не думать о клопах и прочей живности, которая наверняка есть в этих «покоях»: ожидание может быть долгим. Луковица возникает перед глазами сама собой. Так же, почти без моего участия, с нее слетает первая пленочка воспоминаний… «Здесь, в нашем доме, ты будешь в безопасности…» — виновато улыбаясь, вздыхает Ронни. Потом поправляет перевязь, делает шаг к двери, и у меня обрывается сердце… — Ты… — начинаю я, и тут же замолкаю, вспомнив, что мне говорила графиня Камилла: «Утерсы живут своим долгом… Долгом перед короной и народом Элиреи. А мы… мы видим их только тогда, когда в королевстве тишь да гладь…» Видимо, скрыть свои чувства мне не удается, так как граф замирает, поворачивается ко мне, а потом его взгляд вдруг уплывает влево-вверх: — Начинаю жалеть, что я — не Видящий… Сердце обрывается снова: Ронни хочется понять, что творится у меня в душе!!! Собираюсь с духом. И после долгой паузы выдыхаю: — Тебе достаточно спросить… Ронни едва заметно кивает: — Я это чувствую… «Чувствую! А не «знаю»…» — мысленно отмечаю я. — …и, знаешь, мне от этого становится не по себе… «Почему?» — взглядом спрашиваю я. — У меня создается ощущение, что у меня на ладони — хрупкий стеклянный цветок. Одно неверное движение — и он… он упадет и расколется на сотни маленьких осколков… На душе становится так тепло, что я на мгновение забываю о том, что он сейчас уедет в Морийор. И улыбаюсь: — Спасибо… Он пожимает плечами и робко улыбается мне в ответ: — В общем, если честно, то спрашивать мне страшновато… — А мне страшновато отвечать… — признаюсь я. И краснею… Ронни вдруг оказывается рядом, взъерошивает мне волосы и грустно усмехается: — Ну вот, нашли друг друга… И как теперь с этим жить? О, сколько чего я могу сказать ему в ответ! Только вот решиться на это у меня почему-то не получается… |