Книга Хрупкая душа, страница 32 – Джоди Пиколт

Неужели эти воспитательницы и эти дети не понимают, насколько ты ранима? Я поцеловала тебя в лобик.

— Мы с тобой, — пообещала я, — так сегодня повеселимся, что ты об этом и думать забудешь. — Я присела, чтобы вытащить тебя из кресла, но тут одна липучка отстегнулась. — Черт… — пробормотала я, прижимая тебя к бедру.

В этот момент ты уронила мешочек.

— Мой рис! — вскрикнула ты и инстинктивно дернулась, чтобы подхватить свое сокровище. Тогда я и услышала хруст. Как будто кто-то укусил осеннее яблоко.

— Уиллоу?!

Но я уже всё знала. Белки твоих глаз сверкнули голубым, точно в них зажглась молния, и ты погрузилась в транс, которым сопровождался каждый тяжелый перелом.

Пока я умостила тебя на заднем сиденье, ты уже практически уснула.

— Детка, скажи мне, умоляю: что у тебя болит?

Но ты не отвечала. Не сводя глаз с запястья, я осторожно ощупывала твою руку, пытаясь найти уязвимое место. Когда я добралась до плеча, ты застонала. Но ты уже ломала косточки в этой руке, эта хотя бы не пронзила кожу и не вывернулась под углом в девяносто пять градусов. Почему же тогда ты в ступоре? Неужели кость воткнулась во внутренний орган?

Я могла бы вернуться в школу и попросить вызвать 911, но обычные врачи «скорой помощи» не умели делать ничего такого, чего бы не умела я сама. Поэтому я взяла старый номер журнала «Пипл», завалявшийся в машине, и, используя его как фиксатор, обмотала тебе руку эластичным бинтом. Я молилась, чтобы не пришлось накладывать гипс: от гипса кости теряют прочность, и на концах его образуются хрупкие участки, идеальные для нового перелома. Обычно ты обходилась ортопедическим ботинком, или ножным браслетом, или шиной — за исключением переломов бедра, позвоночника и тазобедренных суставов. Вот тогда ты замирала, совсем как сейчас. Вот тогда я везла тебя прямиком в больницу, потому что боялась с ними связываться.

Припарковавшись на месте для инвалидов, я понесла тебя в приемный покой.

— У моей дочери остеопсатироз, — сказала я медсестре. — Она сломала руку.

Женщина недовольно поджала губы.

— Может, сначала получите медицинское образование, а потом уже будете ставить диагнозы?

— Труди, что там такое? — Перед нами словно из-под земли вырос врач, которому, похоже, еще даже бриться было рано. — Остеопсатироз, говорите?

— Да. По-моему, она сломала плечевую кость.

— Я этим займусь. Меня зовут доктор Дьюитт. Хотите посадить ее в кресло-каталку?

— Сойдет и так, — сказала я, подсаживая тебя на руках.

Пока мы шли к рентгеновскому кабинету, я вкратце изложила ему историю твоей болезни. Прервал он меня лишь однажды — чтобы уломать лаборантку поскорее освободить для нас кабинет.

— Ну что же, — сказал врач, касаясь твоей руки. — Мне нужно будет немножечко поправить…

— Нет! — вмешалась я. — Вы же можете просто придвинуть аппарат, правда?

— Ну, — сконфузился врач, — обычно мы аппарат не двигаем…

— Но ведь можете?

Еще раз покосившись на меня, он таки переместил оборудование и опустил тебе на грудь тяжелую свинцовую крышку. Я отошла, чтобы он мог сделать снимок.

— Ты просто умница, Уиллоу. А теперь — еще разок, пониже.

— Нет, — сказала я.

На лице у врача отразилось раздражение.

— При всем уважении, миссис О’Киф… Позвольте мне заниматься своим делом, хорошо?

Но и я занималась своим. Когда ты ломала кости, я всегда старалась, чтобы ты подучала как можно меньше облучения. Иногда мы вовсе не делали рентген, если это не влияло на лечение.

— Мы ведь уже знаем, что она сломала кость, — увещевала его я. — Как вы думаете, это перелом со смещением?

Глаза у врача вмиг округлились: я говорила с ним на одном языке.

— Нет.

— Тогда ведь не обязательно облучать большую и малую берцовые кости, я правильно понимаю?

— Ну, по-разному бывает, — согласился врач.

— Вы хоть представляете, какую дозу радиации моя дочь получит за свою жизнь?

Он скрестил руки на груди.

— Ладно, ваша взяла. Лучевую кость можем и не облучать.

Потом мы ждали проявки, и я ласково поглаживала тебя по спине. Ты мало-помалу возвращалась из того загадочного места, куда попадала всякий раз, когда ломала кость. Ты начала шевелиться, хныкать. И дрожать, отчего боль только усиливалась.

Высунувшись из кабинета, я попросила лаборантку принести одеяло, но тут подошел доктор Дьюитт с твоими снимками.

— Уиллоу замерзла, — сказала я, и он, едва войдя в кабинет, сорвал с себя белый халат и прикрыл тебе плечи.

— Хорошие новости — второй перелом Уиллоу срастается.

Какой еще второй перелом?

Я и не поняла, что задала этот вопрос вслух, пока доктор не указал на одну точку возле твоего плеча. Заметить было тяжело: из-за дефекта коллагена кости у тебя были рыхлыми, — но этот затвердевший хохолок обозначал заживающий перелом.

Меня обуяло чувство вины. Когда это случилось? Почему я не знала?

— Ему, похоже, недели две, — прикинул доктор Дьюитт.

И тут я вспомнила: однажды ночью, по пути в туалет, я чуть тебя не уронила. И ты соврала ради меня, когда сказала, что всё обошлось.

— Я торжественно заявляю, что ты, Уиллоу, можешь собой гордиться: ты умудрилась сломать кость, сломать которую тяжелее всего! И называется она «лопатка». — Он указала на второй подсвеченный снимок, точнее — на трещину посреди лопаточной кости. — Это настолько подвижная кость, что почти никогда не ломается.

— Так что же нам делать?

— Ну, кокситную повязку ей уже наложили… Если не прибегать к полной мумификации, лучше всего, пожалуй, воспользоваться фундой — иными словами, обычной косыночной повязкой. Несколько дней поболит, но второй вариант еще более жесток. — Он подвязал тебе руку, как сломанное крылышко птички. — Не давит?

Ты взглянула ему в глаза.

— Я однажды сломала ключицу. Было больнее. А вы знали, что ключицу назвали так не только потому, что она похожа на маленький ключик, но еще и потому, что в ней соединяются все прочие кости грудной клетки?

Челюсть у доктора Дьюитта отвисла.

— Ты у нас, я смотрю, вундеркинд?

— Она много читает, — улыбнулась я.

— А именно, — продолжала ты, — лопаточную, грудинную и мечевидную. И как они пишутся, я тоже знаю.

Доктор чуть слышно чертыхнулся, но тут же, зардевшись, поправился:

— Боже ты мой! — Наши взгляды пересеклись. — Она моя первая пациентка с ОП. Нелегко вам, наверное…

— Ага. Нелегко.