Онлайн книга «Дни гнева, дни любви»
|
Напрягая память, я пыталась вспомнить, как меня угораздило ее принять. Кто мне ее рекомендовал? Ну, конечно, Изабелла де Шатенуа! Господи ты Боже мой… Неужели и она тоже?.. Я предпочла не додумывать и глубоко вздохнула, сжимая виски пальцами. Больше всего меня уязвляло коварство Клавьера. Через девицу этот подлец знал обо мне все: мои увлечения, письма, мысли. Знал даже о моих встречах с Кристианом, знал, каковы мои отношения с Франсуа. Вот что давало ему основания вести себя в Вене так нагло и уверенно. Да и о том, что я в Вене, он тоже догадался не без помощи Валери. Из этого же источника он черпал самые надежные сведения о моих долгах и кредитах у других финансистов. Но все случившееся было в некоторой степени даже полезно для меня. Во-первых, я была уверена, что Клавьер сдержит свое слово и вызволит меня отсюда – хотя бы потому, что, пока я в тюрьме, его пресловутые планы насчет меня остаются неосуществимыми, а на воле у него развязаны руки. Так что он вряд ли обманет меня. Во-вторых, теперь, когда я наконец поняла, до какой степени он мерзок, мне будет легче защищаться. Я сделаю все, лишь бы от него отделаться. Ибо ни к кому на свете я не испытываю такой ненависти, как к нему. 3 Признаки того что меня вот-вот освободят, появились очень скоро. Началось с того, что жена тюремщика застелила мою постель приличным бельем, нагрела воды, чтобы я могла вымыться, и принесла мне кофе и булочки с маслом на завтрак. Потом меня даже спрашивали заранее, что я хочу видеть у себя на столе, и еду для меня покупали на рынке. Отпуск денег на мое содержание был явно увеличен. Отныне я могла дважды в день выходить на прогулку, и когда Маргарита привозила мне сына, я всегда с ним виделась. Безусловно, изменения были вызваны действиями Клавьера. Он дал денег, привел в действие свои связи, и ко мне стали относиться по-другому. Его вмешательство приводило меня в бешенство, усиливаемое еще и тем, что я не могла отказаться от столь позорной помощи. Он сдержал слово: в два часа пополудни 20 июля 1791 года дверь моей камеры отворилась. Тюремщик, по своему обыкновению, был суров и обеспокоенно морщил низкий лоб. – Идите, дамочка, – сказал он мне, – кажется, нынче я вас в последний раз вижу. – Меня выпускают? – Похоже на это… гражданин заместитель прокурора приехал за вами. – И куда же меня повезут? – В мэрию. Симпатичный гражданин заместитель прокурора, а иначе – уже известный мне Кайе де Жервилль, осуществлявший мой арест, ожидал меня в той самой глухой правительственной карете, но теперь встреча произошла без гвардейцев и сопровождалась любезными улыбками. – Я знал, знал, что вы будете на свободе! – воскликнул он радостно, пожимая мне руку. – Сам гражданин мэр вызывает вас к себе, чтобы извиниться. – Извиниться? – Я решительно высвободила пальцы. – А нельзя ли обойтись без этого? – Ну что вы, гражданка… Сам гражданин Байи ожидает вас… Я обещал ему… – Господин Байи не сделал мне ничего плохого, чтобы извиняться. К тому же я не отрицаю своей вины. Я действительно помогала королю бежать. Он шумно вздохнул, когда я произносила эти слова, и сделал вид, что не расслышал их. Да, все они продажны, подумала я. И он, и сам Байи. – Послушайте, вы же получили свое, – сказала я откровенно. – Зачем все эти церемонии? Отпустите меня без всяких разговоров. – Вы так хотите? – спросил он улыбаясь. – Да. – Тогда давайте хоть за ворота выедем. Глухая карета миновала кусочек улицы Паве и провезла меня по улице Королей Сицилии. Я приподняла занавеску: мы остановились напротив небольшой сапожной мастерской. – Господин Кайе, вы можете сказать мне откровенно? – Спрашивайте, – любезно предложил он. – Сколько в целом Клавьер всем вам дал, чтобы устроить все это? Посмеиваясь, Кайе посмотрел на меня. – На оправдание такой красивой женщины гражданин банкир пожертвовал не меньше миллиона. Это по моим подсчетам. – Миллион? И вы полагаете, что ваша услуга стоила подобной щедрости? – Существовало много свидетелей и документов, гражданка. Следствие располагало неопровержимыми уликами против вас. Вы сами понимаете, как трудно было устранить все это. Я поспешно распахнула дверцу кареты. – Я могу идти, сударь? – Да, – уже более твердым тоном сказал Кайе де Жервилль, – а гражданину мэру я передам, что вы нездоровы. Зло усмехаясь, я соскочила на землю и зашагала по улице. Ох уж эти представители новой власти! Называют друг друга «гражданами», демонстрируя пресловутое равенство и братство, а сами берут взятки не хуже любого судейского при Старом порядке. Ах, поскорее бы забыть обо всем этом! Я хочу наконец вернуться домой… Денег у меня не было, и я никак не могла уговорить извозчиков подвезти меня в кредит. Мне пришлось до самой площади Карусель идти пешком. Я шла, страшно чертыхаясь в душе. Тихо было в доме. Ни звука не доносилось из комнат. Но я сразу, едва вошла, ощутила знакомые ароматы – запах меда, кофе и мускуса. Наконец-то… Силы едва не оставили меня. Я прислонилась к стене, переводя дыхание. Потом волнение отступило, я почувствовала, что прихожу в себя. Я прошла в гостиную. Там был, как всегда, полумрак, и золотистые портьеры сдерживали поток солнечных лучей. Сначала мне показалось, что здесь никого нет. И только позже я заметила чью-то голову, возвышающуюся над спинкой стула. По копне жестких курчавых волос нетрудно было определить моего управляющего. – Здравствуйте, сударь, – сказала я, медленно направляясь к нему и без сил опускаясь на диван. После тюремной обстановки все, что окружало меня здесь, казалось домашним, уютным, необыкновенно милым. От волнения, снова накатившего на меня, я никак не могла развязать ленты шляпки. – Здравствуйте, мадам. Он отложил книгу и деликатно помог мне справиться со шляпкой. – Мы так ждали вас, мадам. Он объяснил мне, почему дом так пуст сейчас. Дети с Маргаритой были в церкви. Служанки отпущены по домам. В доме оставалась только Дениза, да и она была в саду. – А адмирал? – спросила я, полагая, что мне давно следует оформить разрыв с этим человеком. – Где он живет? В гостинице? – Нет, мадам, он эмигрировал. Он скрывается. Впрочем, они все теперь скрываются. Я молча смотрела на Паулино, ничего не понимая. Кто скрывается? Зачем? Я на свободе, а адмирал скрывается? – Расскажите мне. Я ничего не знаю, Паулино. – Не знаете о расстреле на Марсовом поле? |