Книга Край вечных туманов, страница 146 – Роксана Гедеон

– Садитесь-ка! Так мы далеко не уйдем, надо найти фиакр. Запрокинув голову и едва переводя дыхание, я спросила:

– Где же… ты его найдешь? Здесь так пустынно. Он замотал головой.

– Найду, постараюсь. Не уходите только никуда.

Фиакр – или что-то вроде фиакра, я не разобрала – вынырнул из темноты, как сказочная карета в сказке о Золушке. Брике подбежал ко мне. Я с трудом поднялась.

– Куда мы поедем, мама? – устало спросила Аврора.

– Ты отправишься к Джакомо.

– Я хочу поехать с тобой.

– Со мной тебе нельзя.

Больше я не смогла сказать ей ни одного слова. Брике помог мне взобраться на деревянное сиденье.

– Об оплате можете не беспокоиться. За вас тот человек заплатил…

Это был не фиакр, а вонючая грязная повозка, где, видимо, раньше возили либо падаль, либо трупы, собранные на улицах Парижа. Впрочем, это уже не волновало меня. Я глухо пробормотала извозчику: «Едем в родильный дом Бурб [14] » – это заведение казалось мне наиболее дешевым, и после этих слов сознание мое наполовину угасло.

Обливаясь потом, согнувшись в немыслимой позе, впиваясь ногтями в ладони, я едва удерживалась, чтобы не кричать от боли. Схватки были так длинны и мучительны, что я уже не успевала замечать затишья между ними. Губы у меня были искусаны.

Повозка подпрыгнула на ухабе, и меня отбросило в сторону, я сильно ушибла висок, и в голове у меня зашумело. Потом что-то теплое поползло по ногам – это отошли воды.

«Боже, пожалуйста, сделай так, чтоб мы быстрее доехали», – подумала я с детской мольбой, неизвестно почему уверенная, что там, куда мы едем, мне окажут помощь.

4

– Это девочки, – раздался у меня над ухом холодный равнодушный голос. – Две девочки. Вы слышали меня?

– Оставьте ее, Анриетта. Мы сделали все, что могли.

Обе женщины удалились, оставив меня одну, и их серые монашеские одеяния слились перед моим затуманенным взглядом в одно сплошное пятно, которое колыхалось и таяло.

«Девочки, – подумала я тупо. – Нет, это неправда. У меня должны быть мальчики».

Новорожденные лежали рядом и пищали, но я не могла даже шевельнуться, чтобы взглянуть на них. Сознание у меня было наполовину помрачено, да если бы это было и не так, то и тогда трудно было бы понять, где я нахожусь. Это было похоже на ад. Я лежала на грязной вонючей подстилке в узкой душной комнате с едким застоявшимся запахом испражнений. Повсюду были какие-то помои, грязь, рвота… Вокруг меня другие больные либо кричали, либо стонали. Некоторые ухитрялись спать, но вскрикивали во сне. А совсем рядом с собой я видела женщину, молоденькую, лет девятнадцати, не больше. Она, вероятно, не так давно родила, но ребенка рядом с ней не было. У нее явно был жар. Она беспокойно ворочалась, выкрикивая что-то бессвязное.

Никто не возвращался, чтобы хоть немного отмыть меня или провести какой-то туалет. Сил требовать что-либо у меня не было. Кровотечение у меня быстро прекратилось, и я и за это была благодарна. Скинув с себя покрывало, я задремала, так и не взглянув на своих новорожденных.

Я спала долго, очень долго, а проснувшись утром следующего дня, ощутила вялость и ноющую боль во всем теле. В горле саднило и сильно кололо в груди. Теперь в помещении было холодно, и я стала натягивать на себя все, что попадалось под руку. Мне надо было, конечно, вымыться, но воды рядом не было даже для питья. Я на миг задумалась о том, что такая грязь – это очень опасно, но какой смысл был печалиться над этим, если я все равно не могла ничего изменить? Мне надо поскорее встать на ноги.

Новорожденных рядом не было. Осознав их отсутствие, я не испытала никаких чувств. Повернувшись на бок, я увидела, что моя соседка, которая вчера бредила и металась в жару, теперь лежит спокойно. Рот ее был раскрыт, руки разбросаны. Что-то в ее позе показалось мне неестественным. Я с трудом приподнялась, чувствуя в голове странную тяжесть, и, склонившись над женщиной, дотронулась до ее щеки.

Щека была холодна, как лед. Я теперь заметила, что и губы ее уже стали синеть… Она мертва, давно мертва! Я лежу рядом с мертвой! Отдернув руку, я закричала.

– Ну, чего вы визжите? – принялась отчитывать меня сестра милосердия, прибежавшая на крик. – Неужто здесь мало визгов? Голова раскалывается! Вы что же, смерти не видели?

– Отчего она умерла? – спросила я, стуча зубами.

– Родильная горячка. Для нее это к лучшему. Отмучилась. Я устало опустилась на свой грязный тюфяк. Мне было плохо: сильно ломило затылок, покалывало в висках, во рту – сплошная горечь. Признаваться в своей болезни мне не хотелось. Все равно никто не станет лечить. Я вспомнила, что уже довольно давно ничего не ела и не пила. Но ни еды, ни питья мне не предлагали, а просить у меня не было сил – здесь каждая просьба воспринималась как вызов. Ах, лишь бы уйти отсюда поскорее… Здесь и здоровый человек заболеет. Здесь так грязно. И эти грубые сестры…

С этими мыслями я снова забылась.

…За окном лил дождь. Крыша дома протекала: каждую минуту с потолка срывалась тяжелая капля. Я открыла глаза.

– Ну, наконец-то, – произнес женский голос, и кто-то приподнял меня.

Я с трудом приходила в себя, медленно вспоминая, где нахожусь.

– Откройте рот, – приказали мне.

Я подчинилась, тотчас почувствовав, как теплая сладкая вода вливается мне в горло. Судорожно глотнув, я закашлялась, закашлялась тяжело, с хрипом и болью в груди.

Меня осторожно опустили на тюфяк. Незнакомая: пожилая женщина склонилась надо мной.

– Я долго спала? – спросила я тихо.

– Три дня.

– Что? – Я решила, что ослышалась.

– Три дня. Вы не спали, вы были в беспамятстве. – Она приложила палец к губам: – Молчите. Вы очень больны.

Я попыталась осмыслить то, что услышала. Я больна? Вероятно, это так, я ведь чувствовала, что заболеваю. Три дня… Ужас захлестнул меня, накрыл с головой, как морская волна во время шторма.

– Где они? Мои дети? Они живы? – проговорила я, превозмогая спазмы в горле.

Если эта женщина сказала мне правду, моим малышкам уже четыре дня. Только Бог знает, что с ними могло произойти за это время.

– Не беспокойтесь. Они здоровы, за ними хорошо присматривают.

Я не поверила. О чем говорит эта женщина? О каком уходе? В этом зловонном месте никто никому не нужен.

Я думала, что женщина оставит меня, но она не уходила.

– Кто вы? – спросила я наконец.

– Я сестра Беата.

– Вы монахиня?