Книга Эта горькая сладкая месть, страница 44 – Дарья Донцова

– Спасибо.

Соседка вылезла из-под одеяла, включила чайничек и, показав на банку с кофе, спросила:

– Будете?

Еще бы, и кофе, и пирожные, и сыр, и масло, все буду, очень есть хочется.

К вечеру я уже все знала про свою однопалатницу. Зовут Таней. Работает женщина в киоске “Союзпечати”, торгует газетами и журналами. До перестройки служила в НИИ водной промышленности, но институт развалился, и пришлось искать другое место. Родила двух мальчишек. Видно, хорошая мать, потому что один из сыновей ввалился в палату, таща неподъемную сумку с соками и фруктами, а потом долго скакал вокруг матери, заставляя ее съесть часть принесенного. Под стать и невестка, чем-то похожая на Зайку. Высокая стройная блондинка сурово выговаривала Тане:

– Ешь немедленно печенку, потом икру, прямо ложкой.

Вдвоем с соседкой мы остались только после ужина. Таня спросила:

– Хочешь персик?

Я покачала головой, у самой тумбочка ломится от снеди, дети приволокли почти весь ассортимент супермаркета, прихватили даже несъедобный авокадо.

В палату со шприцем на изготовку влетела медсестра.

– Давайте, девочки, готовьте попочки, сейчас снотворное кольну. Таня улыбнулась:

– Катенька, возьми персиков для дочки. Смотри, сколько еды натащили, пропадет ведь. Катенька обрадовалась.

– Ну спасибо, Виноградова, вечно балуешь. Знаешь, я тебе лучше сейчас реланиум уколю, а то от этого до обеда в себя приходить будешь.

Потом повернулась ко мне:

– Васильева, шов не болит?

Я решила последовать примеру опытной Тани:

– Катюша, возьмите для девочки конфет, компот и чайку прихватите. Столько принесли, мне не осилить.

Медсестра расцвела.

– 215-я палата всегда такая приятная, как хорошие люди, так здесь. Сейчас я вам все укольчики поставлю.

И девушка, подхватив кульки, убежала.

– Зарплата копеечная, – вздохнула Таня, – мужа нет, а дочка маленькая. Кстати, насчет палаты она права. В прошлый раз я здесь же лежала, а на твоей койке такая симпатичная тетка оказалась. Представляешь, тоже Виноградова, однофамилицы. То-то сестры злились, они всех по фамилии кличут, а нас пришлось по именам звать.

– Почему в больнице только фамилию называют? Таня хихикнула.

– Чтобы к нам жалости не испытывать. Так – просто тела: Виноградова, Васильева… А если по имени, уже какое-то личное отношение получается. Но нас пришлось именовать Катя и Таня.

Я чуть не свалилась с кровати. Катюша Виноградова лежала на этой кровати! Ну да, она же рассказывала, что ей делали три операции. Таня, не замечая моего удивления, принялась сплетничать:

– Такая приятная женщина оказалась. К счастью, у нее ничего серьезного – рак молочной железы.

– Ничего себе, ерундовая болячка.

– Конечно, – серьезно сказала соседка, – просто чепуха. Сделали операцию, провели химиотерапию, и здорова. Девяносто пять процентов излечиваются, если вовремя пришли, вот если рак крови или моя меланома! Главное, чтобы было ради чего жить. Знаешь, тут одна тетка лежала, так ее кошки спасли!

– Кошки?

– Ну да. Она одинокая, инвалид первой группы, с раком легких. Лежала, не вставая. Ходила за ней ухаживать патронажная сестра из Красного Креста. Ну, больная целый день кисла, стонала и ждала смерти. Тут медсестра возьми и не приди. А у тетки две кошки. К вечеру киски есть стали просить. Та лежит, встать не может. Наутро кошки просто плакать начали: жратвы нет, лоток полный. В общем, на следующей день пришлось больной с койки сползать, мыть кошкам туалет и варить им яйца. Еще через день выползла на улицу, не подыхать же животным с голоду. Короче, когда про нее через месяц в Красном Кресте вспомнили, несчастная умирающая окна мыла. Ее сюда на обследование направили, наш Свистунов только руками развел: здорова. Вот тебе и кошки. А Катюша, к сожалению, совсем одна жила.

– Детей не было?

– Сын. Только за границей работает, приехать не смог, все письма писал. Еще подружка приходила несколько раз, армянка, Натэлла, вкусные баклажаны приносила с грецкими орехами. А так никто. Ой, нет, впрочем, как-то раз мужчина заехал. Катюша его как увидела, побелела вся и как крикнет: “Зачем явились!” Потом они о чем-то В коридоре пошептались. Молодой парень совсем, лет тридцати, черненький. Но он ее здорово расстроил. Катюша в палату вернулась и давай тазепам глотать, наверное, поэтому и скандал такой в столовой устроила.

– Скандал?

– Ну да. У нас диета разная, и сидели поэтому в столовой не вместе. С Катюшей две женщины соседствовали – Аня Вельяминова и Танечка Костикова. Стали ужинать, только запеканку подали, как Катюша вдруг на ноги вскакивает, тарелка с пудингом об пол шмякнулась, варенье в разные стороны. Стоит, трясется, словно в лихорадке, и на одной ноте кричит

"Хватит глупости рассказывать! Все поняла, страшная, страшная…” Просто истерический припадок. Больные испугались, за врачом побежали. Тут же укол всадили – и в палату. Свистунов потом объяснял, что у некоторых от химиотерапии крыша едет. Главное, девчонки, что вместе с ней за одним столом сидели, клялись, что ничего ужасного не говорили. Наоборот, смеялись и пересказывали друг другу недавно прочтенные любовные романы.

После этого недоразумения Катюша совсем замкнулась и практически перестала разговаривать с соседкой. Целую неделю пролежала лицом к стенке, даже обедать не ходила. Потом, правда, отошла. Однажды ночью Таня услышала, что Катя плачет. Женщина слезла с кровати и принялась утешать подругу. Та повсхлипывала немного, потом пробормотала: “Не могу тебе рассказать, зато знаю теперь, что все дело в страшной…”

Как Таня ни пыталась узнать. Катя так и не сказала, кто и что так напугало ее.

– Мужчина, который приходил к ней, был такой высокий, полноватый, блондин?

– Нет, скорее лицо кавказской национальности, имя еще такое странное – Ика, Мика, Миса, как-то так. Он только в палату сунулся, а Катюша крикнула: “Зачем явились, Ика Давидович?” – или Миса Байдович, в общем, не по-русски звучало.

– Может, Искандер Даудович?

– Точно, Искандер Даудович. И вид у парня соответственный – волосы черные, глаза карие, лицо смуглое.