
Онлайн книга «Эта горькая сладкая месть»
Что верно, то верно. Оказалось, Катюше было от роду всего несколько часов. То есть неизвестная роженица произвела ее на свет ночью. Завернула девочку в кухонное полотенце, постелила на дно коробки газету “Вечерняя Москва”. Сама коробка представляла большой интерес. Дело и том, что она являлась упаковкой магнитофона “Грюндиг”, произведенного в ФРГ. Это сейчас коробки из-под импортной бытовой техники никого не удивляют! Но в 1959 году редкие люди могли позволить себе такую покупку. Либо женщина нашла картонный ящик на помойке, либо была из обеспеченной семьи, члены которой ездили за границу. Полотенце же самое простое – белый лен с красным орнаментом – и абсолютно новое. Ни пятен, ни меток прачечной. Любопытство вызывала газета. На полях кто-то небрежной рукой написал: …упы, б. 7, ком. 3. Скорей всего почтальон пометил адрес, по которому отнес корреспонденцию. Но милиционеры установили, что в 1959 году ни одна из улиц столицы не называлась словом, заканчивающимся на “упы”. Поиск заглох. Я посмотрела на Евдокию Семеновну: – Не густо! – Да уж, – ответила та, – теперь понимаете, почему мать не нашли. – Жаль, что нельзя поговорить с няней, обнаружившей подкидыша. Вдруг женщина что-то заметила? – Почему нельзя? – удивилась директриса. - Екатерина Михайловна до сих пор работает в Доме малютки. Выучилась на медсестру и всю жизнь трудится на одном месте. Идите к ней, здесь рядом, буквально через дорогу. Я двинулась на поиски Красновой. Интересно, почему мне пришло в голову, что смерть Катюши связана с квартирой Павловских? Вдруг корни истории надо искать в прошлом погибшей женщины? Во всяком случае, такую версию не следовало сбрасывать со счетов. Екатерина Михайловна сидела в кабинете и самозабвенно читала газету “Криминальная хроника”. Женщина выглядела моложаво: аккуратная фигура, короткие каштановые волосы, легкий макияж. Интересно, сколько ей лет? И, вероятно, любит детективные истории. Медсестра приветливо закивала головой. – Это вы хотите узнать о Катюше? Мне Евдокия Семеновна звонила. Неужели правда, что ее убили? Какая жалость! В глазах женщины горел неподдельный интерес, но сожаления в ее взгляде я не увидела, только любопытство. Ее даже не пришлось спрашивать, сведения так и посыпались горохом. В 1959 году Екатерине Михайловне только-только исполнилось двадцать. Девушка училась в медицинском училище и подрабатывала нянечкой. День 16 марта запомнился молоденькой техничке на всю жизнь. Коробку увидела сразу, как только открыла калитку. Сначала подумала, что кто-то подсунул котят. – Чуть не умерла, сняв крышку, – делилась воспоминаниями Краснова, – только приподняла картонку, а младенец как заверещит! Ужас! Такая хорошенькая, здоровенькая, из богатой семьи. – Почему решили, что мать состоятельная? – Ну, – замялась медсестра, – коробка из-под магнитофона… – Вы сразу поняли, что это упаковка от дорогостоящего прибора? Владеете немецким и прочитали надписи? – Нет, – покраснела Краснова, – потом милиционеры сказали. – Тогда что навело на мысль о благополучии роженицы? – вцепилась я мертвой хваткой в свидетельницу. Ох, чует мое сердце – тетка что-то скрывает! – Полотенчико новое совсем, кто же такое выбросит! – вяло отбивалась медсестра, явно жалея о своей оговорке. Но я решила не отступать. – Прямо так сразу и заметили качество полотенца? Не разворачивая? Краснова замолчала, кусая губы. Видно было, что медсестра не хочет говорить дальше. – Екатерина Михайловна, я всего лишь адвокат, который пытается установить истину. Разговор с вами ведем с глазу на глаз, никто ничего не узнает. Но мне кажется, что вы скрываете информацию. Не хотите рассказывать – не надо. Сейчас поеду на службу, свяжусь с коллегами из уголовного розыска, которые занимаются делом Виноградовой. Тогда придется давать показания официально, с оформлением протокола. Это неприятно, тем более если есть что скрывать. И еще – тем, кто помогает следствию, выдают денежную премию. Я достала из кошелька сто долларов и положила на стол. В глазах собеседницы отразилось колебание. Она поглядела на приятную бумажку и решилась. – Все так давно происходило, меня не должны наказывать! – Конечно, за сорок лет истекли все сроки давности, наказания не будет. – Ладно, – вздохнула Краснова и принялась каяться. В восемь утра в Доме малютки работала только одна дежурная санитарка. Врачи и воспитатели приходили к половине девятого. Девушка втащила находку в кабинет и распеленала младенца. На шейке ребенка болталась красивая необычная золотая цепочка с крестиком. А в коробке лежал конверт с деньгами. Екатерина Михайловна пересчитала купюры – ровно тысяча. Огромная для 1959 года сумма. Зарплата санитарки в то время составляла 50 рублей в месяц. Девушка дрогнула и забрала конверт с цепочкой. Я возмутилась: – Оставили бы хоть крестик, по нему, возможно, могли бы отыскать мать! Екатерина Михайловна вздохнула. – А зачем ее искать? Сама решила от младенца избавиться. А на цепочке никаких знаков, смотрите. Краснова сняла с шеи тоненькую золотую ниточку. Действительно, оригинальное плетение, крестик маленький, на оборотной стороне буква В и дата – 1934 год. Я сжала улику в кулаке, расстегнула у себя на шее красивую золотую цепочку с кулоном и предложила: – Давайте поменяемся. Глядите – моя толще вашей и длинней, вот проба. Медсестра ловко схватила украшение и сунула в карман. Больше она не сообщила ничего интересного и страшно обрадовалась моему уходу. Жара стояла немыслимая. Небо затянули серые облака, но дождь никак не начинался. Асфальт плавился под ногами, от шоссе поднимался бензиновый смрад. Хотелось пить. Я тихо побрела к ближайшим ларькам. Может, позвонить Павловским? Небось пейджер переполнился сообщениями! – Деточка, – укоризненно сказала Виолетта, – вызываю, вызываю, и все без ответа! Куда подевались? – Простите, сидела в библиотеке, а там велят пейджер выключать. – В такую жару и работаете! – восхитилась профессорша. – Впрочем, Альберт Владимирович тоже за столом и ждет вас. Шлепая пятками о скользкие босоножки, я поползла искать такси. – Милочка, – заявила Виолетта, увидав мое красное и потное лицо, – сбегайте в магазинчик, купите минеральную воду. Предпочтительно “Веру”, без газа. Ее такими упаковками продают, по восемь бутылок. |