Книга Слэм, страница 28 – Ник Хорнби

— Мы уходим, — сказала дама. — Я еще позвоню вам.

— Спасибо за помощь, — улыбнулась мама.

— Не стоит благодарности. Хорошо, что все живы и здоровы.

Она посмотрела на меня, и я был совершенно уверен, что взгляд ее что-то означает, но что именно — не понимал. Это могло быть: «Слушайся маму», или «Я знаю, что ты не заплатил за номер», или «Теперь мы знаем, что ты плохой мальчик и ВСЕГДА будем за тобой следить». Во всяком случае, это было не простое «до свидания».

Я жалел, что они ушли, поскольку после их ухода никто не мог помешать маме совершить в отношении меня незаконные действия, а она явно была в таком настроении, что могла их совершить. Она дождалась, пока закроется дверь, и спросила:

— Ну так в чем же дело?

И я не знал, что ответить. Почему Алисия не сказала маме, что она беременна? Существовало множество разных ответов на этот вопрос, конечно, но я — поскольку был идиотом — выбрал следующий: Алисия не сказала, что залетела, потому что оказалось, что не беременна. Какие у меня есть причины считать, что она в положении? Если отбросить то, что меня зашвырнули в будущее, может быть, и поддельное, основания такие: Алисия хотела купить тест на беременность. Результатов теста я не знаю, потому что выключил мобильник, а потом забросил его в море. Ну и что — множество женщин покупают тесты, а потом оказывается, что они вовсе даже и не залетели, правда ведь? А иначе зачем покупать тест? Значит, если Алисия не в положении, то и маме говорить ни о чем не надо. Это хорошая новость. А плохая — что, если Алисия не беременна, в связи с чем у меня не было никаких оснований сбегать на ночь из дома.

Мы сели.

— Ну? — спросила мама.

— Можно мне чем-нибудь позавтракать? — вопросом на вопрос ответил я. — И чаю чашечку?

Я был умницей настолько, насколько может быть умницей дурак. Я произнес это с таким выражением, что, мол, предстоит долгая история. Это и была бы долгая история, начни я рассказывать все по порядку.

Мама подошла ко мне и обняла, и мы прошли в кухню.

Она сделала яичницу с беконом, грибной, фасолевый и картофельный салаты, и все в тройном размере. И хотя я был голоден, потому что в Гастингсе съел за день только два пакета чипсов, мне хватило бы и одного завтрака. Более того, пока она готовила, а я ел, мне не нужно было ничего рассказывать. Время от времени она что-то спрашивала: как, мол, ты добрался до Гастингса, не разговаривал ли с кем-то? В конце концов я поведал ей про мистера Брэди, и о работе, которую нашел, и о том, как искал пульт от телевизора, и она смеялась, и все было пучком. Но я знал, что это временно. Я предчувствовал, чем закончится третий завтрак и четвертая чашка чаю, но отгонял эти мысли.

— Ну и?

Я навис над своей тарелкой, как человек, которому что-то попало не в то горло.

— Я просто... Не знаю. Взбрело в голову.

— Но с какой стати, солнышко?

— Не представляю. Много всего. С Алисией мы разошлись. Школа. Вы с папой.

Я догадывался, что в первую очередь она отреагирует на последнее.

— Мы с твоим папой? Но мы разошлись уже несколько лет назад.

— Да. Вдруг всплыло...

Любой нормальный человек рассмеялся бы на это. Но мой личный опыт говорил мне, что родители всегда испытывают чувство вины. Или точнее: если ты делаешь вид, что боишься за свою жизнь из-за того, что они натворили, родители не замечают, как это глупо звучит. Они все принимают за чистую монету.

— Я знаю, надо было совершенно иначе...

— Что именно?

— Я хотела собрать семейный совет, но, конечно, твой папа считал это дикостью...

— Да, но... Теперь уже поздновато... — сказал я.

— Ах, но ведь все дело в этом, — не унималась мама. — Не поздно. Я читала про человека, которого пятьдесят лет назад пытали японцы и который всю жизнь не мог с этим смириться, так вот он пошел куда-то и выговорился. Никогда не поздно!

Мне захотелось улыбнуться, впервые за несколько дней, но я сдержал себя.

— Ну да. Я понимаю. Но вы с папой... Я не так выразился, может быть, я хочу сказать, что это было не так страшно, как если тебя пытают японцы. Совсем не так.

— Ну так мы и развелись не пятьдесят лет назад. Так что сам понимаешь...

Я не понимал, но кивнул.

— О господи, — продолжила она, — держишь ребенка на руках, смотришь на него и думаешь: «Как бы не сделать ему больно». А что потом? Впоследствии ты делаешь ему больно. Сама поверить не могу, что всем этим натворила!

— Да нет, ничего такого, — пошел на попятный я. Но не то чтобы совсем ничего. Я хотел дать ей понять, что за один раз я ее простил бы, но за остальные десять или сколько там лет — нет.

— Сходишь со мной, поговоришь об этом кое с кем?

— Не знаю.

— Почему не знаешь?

— Не знаю, не знаю... Что говорить обо всем этом сейчас.

— Конечно, я понимаю, что ты не знаешь. Потому и надо устроить семейный совет. Некоторые вещи надо выразить вслух, чтобы их осознать. Я имею в виду, что твой папа тоже придет. Сейчас он уже не такой твердолобый, как раньше. Кэрол заставила его сходить кое к кому, когда оказалось, что у них не может быть детей. Я поищу на работе... Чем быстрее, тем лучше.

И она обняла меня. Меня простили за то, что я сбежал из дому, потому что не мог пережить развода родителей. Это хорошо! А плохо, что мне придется говорить с посторонним человеком о чувствах, которых я и не испытываю вовсе, а притворщик из меня хреновый. И еще: моя мама до сих пор не знает истинной причины бегства в Гастингс, и я не могу придумать, как сообщить ей об этом.

Мама пошла на работу и взяла с меня слово, что я никуда не уйду. Я и не собирался никуда двигаться, а хотел сидеть дома и смотреть телепрограммы судьи Джуди и «Дело и безделье» весь день. Однако понимал, что должен пойти домой к Алисии и посмотреть, что там и как. Я мог бы позвонить ей с домашнего телефона, но что-то меня останавливало. Думаю, это была мысль о том, что она бросит трубку, а я останусь стоять, как дурак, перед своим аппаратом, открывая и закрывая рот. Если смотришь глаза в глаза, то, по крайней мере, чувствуешь, что ты живой человек. А с телефоном ты представляешь собой только открывающийся и закрывающийся рот.

Мой план заключался в том, чтобы доехать на автобусе до дома Алисии — первая фаза — и спрятаться в кустах — вторая фаза, — чтобы разведать, что там происходит — третья фаза. Однако в моем плане обнаружилось два изъяна:

1) Там нет кустов.

2) Собственно, что я там собирался разведать?

Мне представлялось, что меня не было несколько месяцев и что Алисия должна уже расхаживать с внушительным брюшком — или Алисия больше уже не в положении? Но на самом-то деле меня не было всего полтора дня, и, когда я ее увидел, она выглядела точь-в-точь как тогда, когда мы встретились в «Старбакс» и собирались пойти покупать тест. Я был несколько обескуражен. Ну и потом, никому, думаю, не идет на пользу, если тебя забросят в будущее. Я жил в двух временных измерениях одновременно.