Онлайн книга «Патологии»
|
- А может они ещё где? - спрашивает Язва. - Не знаю. Я отправил своих и ваших по классам, по два человека. У всех рации есть. - Чего, отошли они, Кость? - спрашиваю я. - Вроде… - ГУОШ отзывается? - спрашивает Язва. - Хули отзывается… Говорят, сидите, ждите, они в курсе. - Чего «в курсе»? - Да не знают они не хера! Может, чечены опять город берут? Может, в ГУОШе также сидят, как и мы, запертые? Я подхожу к Андрюхе. От него, кажется, валит пар. Он возбужден. На белом лбу ярко розовеет небольшой угорь. - Чего там? Куда бьешь? - кричу я. - По «хрущёвкам», - отвечает Андрюха злобно, ответ я угадываю по губам. - Все стреляли, никто не попал! - говорит он, уже о другом - о нас. - Их, бля, человек двадцать было во дворе. А мы сначала обоссались все, потом окосели все на хуй! «Мы обоссались, а он нет», - думаю я об Андрюхе. Аружев сидит у без умолку гомонящей и, кажется, готовой треснуть рации, неотрывно глядя на мертвого Стёпу. Монах стоит рядом с кроватью, и тупо смотрит на свой ботинок, весь покрытый кровью, Стёпиной, застывающей… Дима Астахов, возле которого стоит труба гранатомета, оглядывается на мгновенье, вглядывается в Стёпу, и снова стреляет, серьёзный и сосредоточенный. Столяр начинает поочередно вызывать всех, кого разогнал по кабинетам, спрашивая, как обстановка. Я слышу голос Скворца. Кличу его, дождавшись пока Столяр закончит проверку: - Ты где? - спрашиваю, прибавляя громкость рации на полную. - Рядом с «почивальней», в соседнем классе, - слышу далёкий Санин голос. Иду к Скворцу, предупредив Столяра. - Егор! - говорит мне Столяр вслед, - Все посты обойди! Посмотри, что где. Доложишь. Я выхожу из «почивальни», и останавливаюсь в коридоре. Прижимаюсь спиной к стене, смотрю вокруг. Вся школа вибрирует, мелко дрожит, сыплется известью. Вдруг вспоминаю, что у меня до сих пор расстегнута ширинка, - с того момента, как я увидел дядю Юру. Застегиваюсь ледяными, негнущимися пальцами. Помочиться не хочется. Дую на руку, пытаясь отогреть пальцы. Дверь в комнату, где находится Скворец, открыта. Юркнув в помещение, согнувшись, подбегаю к Скворцу, присаживаюсь у стены. Достаю сигарету. Саня, дав, не глядя в окно, короткую очередь, встает у окна боком, ко мне лицом. Я киваю ему головой, - как, мол? Пытаюсь улыбнуться, но не выходит. Саня смотрит на меня, не отвечая. Лицо его, покрытое белой и серой пылью, кажется, спокойно, лишь щека чуть дергается. Прикуриваю, затягиваюсь. Вкуса у сигареты нет. С удивлением смотрю на неё, и, тут же забыв, зачем смотрю, хочу бросить. Останавливаю себя в последнюю долю секунды, чтобы проверить, глядя на сигарету, не дрожат ли пальцы у меня. Не дрожат. - Ну, чего? - говорю я вслух. - Обстреливают. Вон - попали, - Саня показывает на выщербленную стену напротив окна. - Сейчас пристреляются и… - 7,62… - говорю я, глядя на стену. - Если из 5,45 жахнут, может отрекошетить по заднице. Кеша молча смотрит на меня, он стоит у другого окна, держит в руках «эсвэдэшку». - Чего ты тут делаешь, снайпер? - обращаюсь я к нему, - Тебе позицию надо… Иди к Столяру, пусть он тебе место найдёт. Кеша выбегает, высокий, с длинной винтовкой, которую он иногда раздраженно, иногда нежно называет «веслом». - Пойдём со мной. По постам, - говорю я Сане. Выбегая, краем глаза, я вижу, как от простреливаемой стены летят куски покраски, битый кирпич. Когда тебе жутко, и в то же время уже ясно, что тебя миновало, - чувствуется, как по телу, наступив сначала на живот, на печёнку, потом на плечо, потом ещё куда-то, пробегает, касаясь тебя босыми ногами, ангел, и стопы его нежны, но холодны от страха. Ангел пробежал по мне, и, ударившись в потолок, исчез. Посыпалась то ли известка, то ли пух его белый. Я оглядываюсь на дверь комнаты, где мы только что были. Машинально трогаю стены, - не картонные ли они, - а то сейчас пробьёт навылет. Мы бежим по коридору. На площадке между первым и вторым этажами пацаны поставили два стола, привалили их мешками с песком. Руководит всем Хасан. Рядом Плохиш сидит, ухмыляется. Ещё Вася Лебедев и Валя Чертков, с распухшей хуже вчерашнего рожей, бордовое месиво совершенно залепило правый глаз. «Убили братика твоего, Валя», - хочу я сказать, но не могу. - А у нас тут чечецы, мочёные в сортире… - говорит Плохиш. Зная, что у Плохиша спрашивать что-либо бесполезно, обращаюсь к Вальке: - Чего случилось? - А пробрались двое… В туалет влезли, в окно. Плохиш прямо к туалету подбежал, кинул две гранаты. Потом зашёл туда, вон автоматы притащил… Гордый, что есть такие пацаны в мире, я смотрю на Плохиша… - Всё в говне, и в мозгах… - начинает Плохиш, и тут же оборывает себя, - Слышь, Хасан, давай твоим собратьям бошки отпилим? Хули они, дядю Юру обкарнали всего? Хасан кривится и не отвечает. Плохиш, вытаскивает нож, хороший тесак, и, косясь на Хасана, начинает им забавляться, колупать стол. - Ну, бля, будут они атаковать? - говорит Вася Лебедев спокойно, и я удивляюсь его спокойствию, - неужели ему хочется, чтобы кто-то полез сюда! - Чего там? - спрашивает у меня Вася, имея в виду положение дел на крыше, в «почивальне»… - Сюда ведь могут из гранатомета ебануть. От ворот. Или если в упор к школе подбегут, - говорю я, не отвечая, чтобы не обмолвиться о Стёпке Черткове. - Учтём, - говорит Вася Лебедев. - А вы там на хуй сидите? - спрашивает Плохиш, - «В упор к школе!» Вы хер ли там делаете? Спите, что ли? Как там дела, у тебя спросили. - Нормально, - отвечаю я. - Если они подбегут, мы им Валю покажем, они охуеют, - говорит Плохиш. Мы все смотрим на Валю, на его искаженное, вздутое, бордовое, одноглазое лицо. - Ты целиться-то можешь? - спрашиваю я. - А чего ты в двух разгрузках? - перебивает меня Плохиш, - Ты лучше бы запасные трусы одел. Вася Лебедев косится на меня, иронично, но добро, и Валька Чертков готов засмеяться, хоть ему и больно это делать, но неожиданно обрывает себя. - А это ведь Стёпкина разгрузка, - говорит он, - Ты чего?… Валя смотрит на меня, пытаясь раскрыть второй, затекший глаз, рот его чуть приоткрыт, он хочет ещё что-то сказать, но ждёт меня. Я смотрю на Валю, сжав скулы. - Иди. Он в «почивальне», - говорю я. |