Онлайн книга «Патологии»
|
- Разве ты веришь, Егор? - спрашивала она. - Не хочу мочь без тебя. Хочу без тебя не мочь. Чтобы время без тебя невмочь было. Она пыталась меня отвлечь. Да, она любила, когда чувство кровоточит. Но она не любила истерик. И пыталась меня отвлечь, переводя разговор на то, что должно было отвлечь меня, отвлекало всегда. - Знаешь, какая разница между нами? Даша любит сухой и жесткий язычок - кошачий, а Егор - мягкий и влажный - собачий. - Перестань. Даша вглядывалась в меня, раздумывая о чём-то. - Я тебя обманула с преподавателем. Ничего у него со мной не было. Не знаю, зачем придумала… - А больше ни с кем… не обманула? - Нет. Не знал, радоваться или огорчаться. «Бред, бред, бред», - повторял зло. «Почему всё так глупо…» «Ты появишься как-нибудь утром, и даже не поймешь по моему сонному виду, что я рад видеть тебя безумно. Это просто особый сонный вид безумия…» - так думал, не знаю о чём, - откуда она должна была появиться? Придумывал, что всё изменилось, всё стало иначе, но мы остались. Фантазировал болезненно. Узнал, что Даша вела дневник, - с тринадцати лет. Мне несколько раз попадались листки из него, - Даша мне сама дала почитать. Там было о ней, о том, что я хотел знать. - Дай ещё? - попросил я, но она отказала мне в возможности заняться психологическим мазохизмом. На следующее утро я сказал, что не выспался и попросил ее сходить в магазин: - Дашенька, купи мне пива! - сонно шептал я, из-под век трезвыми и спокойными глазами глядя, как она выходит. Как только хлопнула дверь, я вскочил и принялся перерывать Дашину квартиру. - Ну что, нашел? - прокричала Даша, открывая дверь. - Не стыдно? - спросила она, войдя, - догадавшись, чем я занимался в ее отсутствие. - Дай, пожалуйста, - попросил я. - Тема закрыта. Я его выкинула. Ты понял, я его выкинула? - сказала Даша, и ушла в ванную. Когда она вышла, я сидел на кухне. - Ты - мой первый мужчина, - сказала Даша, - Если бы я знала, что у меня будешь ты, я бы ни разу никогда ни к кому не прикоснулась. Я тебе клянусь, Егор. Я обнял ее. Я даже хотел заплакать, но не стал. Зачем плакать, если я ее люблю? «А дневник она не выкинула, - подумал я, успокоившись. - Вчера она никуда не ходила, а сегодня ничего с собой не брала». Через день мне выдался ещё один вечер, - Даша ушла. Я перетряс всю Дашину библиотеку, влез на антресоли, в одежные и кухонные шкафы, под ванную, даже в туалетный бачок заглянул, - в том же месте мой дедушка от сожительницы прятал водку. Я надеялся, что там, в бутылку упрятанная лежит рукопись, повесть о Дашиной жизни. Но нет, - не лежала. Нигде ее не было. Прошло ещё два дня и утром, за чаем, Даша спросила: - Ты выкинул мусор? - Да, ещё вечером. - Ничего не видел? - Где. - В ведре? - Да я туда не заглядываю. - Я дневники туда положила… Хотела сама вынести мусор и забыла. Вспомнила только сейчас и очень испугалась. Надо ли говорить, что я допил чай и пошел то ли Тошу искать, который ещё вечером не вернулся с улицы, то ли за пирожными для Даши. У контейнера стояли два миролюбивых, уже знакомых мне бомжа. - Пошли вон, - сказал я им и заглянул вовнутрь железного бака, почти до верху наполненного мусором. Сверху тетрадей не было. Я извлек из мусора детскую без колес машинку и попробовал орудовать, как лопаткой, ей. Но машинкой копошиться было неудобно, и я обломил сук у дерева. «Как же так! - чуть не плакал я, ничего не находя. - Мусорной машины, вроде ещё не было! Где же они? Может, бомжи взяли?» Бомжи стояли неподалеку и равнодушно взирали на меня. Похоже, они даже разучились удивляться. - Идите сюда! - сказал я, своим скотским голосом бестактного спецназовца с многолетним и позорным стажем разгона нищего люда. Бомжи послушно засеменили ко мне. - Сумки раскройте! В сумках лежали объедки, плафон от лампы, пластмассовая бутыль, стеклянная бутыль… - Всё, идите! Я порылся ещё минут десять, совершенно не чувствуя брезгливости. Дневников в контейнере не было. Наверное, мусорная машина всё-таки приезжала. Потом уже, я спросил у Даши, где она прятала дневники. - В старой швейной машинке, в коробке, - сказала Даша. Я вспомнил, как я долго смотрел на эту деревянную коробку, обыскивая дом, постучал по ней пальцем, и почему-то даже не подумал, что… И потом даже в столике нашел ключ от нее… И не открыл. «Какой ужас, какая, господи, жалость, что я теперь никогда, никогда не узнаю ту Дашу, - ее мысли, то, что она думала, то над чем я гадал так некрасиво и так долго» - терзался я. В припадке тихого идиотизма, я поехал за город, на дребезжащем трамвае, - на городскую помойку, - чтобы перерыть там всё, и в грудах склизкой дряни, почти закопавшись в отбросах и ошметках, найти искомое… Помойка издавала целую симфонию запахов. У нескольких гигантских куч кормились сотни птиц и несколько деловитых нищих. И они не удивились моему приходу. Быть может, нищие с лёгкостью принимают себе подобных? Но мало кто считает себя нищим… Я долго смотрел на завалы гнили и мусора, выискивал блаженно надеющимся взглядом. Всё это должно было как-то разрешится. Первое почти радостное возбуждение скоро прошло. В городе слышна постоянная стрельба. Тем более странно и тошно от тишины в школе и вокруг неё. И ещё - от наступающей мутной и сырой темноты. В «почивальне» стонет Кизя. У его кровати сидит Саня Скворец. - Чем руку смазать? Бля, как горит. Чем, а? - спрашивает Андрюха-Конь. Коричневый рубец ожога от схваченного за ствол пулемета на его левой руке вспух. - Чего там у нас в аптечке? Он, одной рукой, вываливает на стол содержимое медицинского пакета. Раздражённо копошится в ворохе лекарств и шприцов. Отходит от стола, ничего не найдя. Лицо его рассечено в нескольких местах розовыми, влажными бороздами. И веко вспухло, изуродованное. Он постоянно щурится от боли. И когда щурится, ему ещё больнее. Пацаны затравленно смотрят по сторонам, стараясь не зацепиться зрачками за мёртвые руки, ледяные челюсти тех, кто… Валя Чертков сидит в углу «почивальни», подальше от брата, - будто обиделся на него. Единственный Валин глаз слезится, второго не видно. Пришел Плохиш, спросил, нет ли у кого пожрать. Никто не ответил. Все раздражены и молчаливы. |