Книга Стриптиз Жар-птицы, страница 53 – Дарья Донцова

Олеся притихла, но отношений с Федором не прервала. Домой Филимонова кавалера привести не могла, Федор же живет в вагончике вместе с девятью парнями, поэтому парочка устроила себе убежище на свежем воздухе. Баландин построил шалаш на задах деревни, и любовники проводили там свободное время. Все было хорошо до начала августа, а потом Олеся поняла, что беременна. Глупышка пришла в восторг и не преминула сообщить новость жениху.

– Теперь сыграем свадьбу, – ликовала Филимонова. – Иначе я буду мать-одиночка, а это, по стариковским понятиям, ужасный позор. Мамаше теперь некуда деваться! Собирайся!

– Куда? – уточнил Федя.

– Пойдем ко мне, хватит в шалаше прятаться, – радовалась Олеся, – устроимся с комфортом.

– Нет, – отказался любовник.

– Почему? – насторожилась девушка.

– Вид у меня не самый лучший, – опустил глаза Баландин. – Я прямо с работы, в джинсах, ботинки нечищеные, небритый. Произведу плохое впечатление, лучше нанесу визит в среду.

– Но сегодня воскресенье! – воскликнула Олеся.

– В понедельник на стройке аврал, – пояснил Федор, – нас уже предупредили, что придется работать до полуночи. Во вторник дадут получку, я съезжу в Москву, сбегаю в парикмахерскую, куплю себе костюм, тебе колечко, будущей теще коробку конфет и заявлюсь красиво. Пойми, первая встреча с родственниками очень ответственное мероприятие.

– Да, милый, ты прав! – взвизгнула дурочка и обняла его. – Значит, в среду, в восемь вечера.

– Жди меня! – велел Баландин и ушел.

Больше Олеся его не видела. Утром в четверг Филимонова не поехала на занятия, а помчалась на стройку. Там отыскала прораба и узнала, что Федор еще в понедельник взял расчет, собрал нехитрые пожитки и был таков. Сказал начальству, что жена заболела.

– Федор имеет законную жену? – чуть не упала Олеся.

– Ну да, – кивнул прораб, – она к нему пару раз приезжала.

Стараясь не разрыдаться, Олеся поторопилась в Москву. Купила газету, отыскала объявление «Аборты в день обращения. Анонимно. Недорого. Наркоз» и рванула по указанному адресу.

Реклама не подвела, операцию сделали быстро, никаких бумаг не оформляли. Около четырех вечера Филимонова очнулась, села на кровати и увидела на соседней койке бледную девушку, которую рвало в таз.

– Вау, тебе плохо! – испугалась Олеся.

Соседка только застонала, и тут в комнату вошла женщина, которая с порога зашумела:

– Лена, что за дурь была обращаться сюда? Есть же приличные места!

Олеся замерла. Она сразу узнала даму – это Гарибальди, ее соседка по Евстигнеевке. Разумеется, никакой дружбы Филимонова с Даной не водила, но в лицо ее прекрасно знала.

Пока некстати появившаяся односельчанка отчитывала девицу, Олеся, сделав вид, что хочет умыться, прикрыла лицо полотенцем и выскользнула в коридор. Филимонова очень надеялась, что Дана ее не узнала, но в душе все равно шевелилось беспокойство. А ну как Гарибальди все же сообразит, кто только что сидел на койке, прямиком отправится к матери Олеси и расскажет, в клинике какого профиля встретила дочь соседки?

Неделю Филимонова тряслась от каждого шороха, а потом успокоилась. Похоже, ей удалось вовремя вытащить хвост из мышеловки. А потом пришло письмо.

– Какое? – насторожилась я.

– В конверте, – шмыгнула носом Олеся, – без адреса. Его под дверь подсунули, у нас там щель большая. Хорошо еще, что я первая домой вернулась, маму на работе задержали, а то бы скандал случился. Вот гадина!

– Кто? – не поняла я.

– Гарибальди! Здорово, что она из окна выпала! – зло воскликнула Олеся. – Открыла я конверт, а там записка: «Знаю все. Молчание стоит пять тысяч долларов. Если через неделю не получим денег, о вашей тайне узнают все». Ваще с ума съехала! Откуда у меня такие деньги?

– Почему ты решила, что послание от Даны? – поинтересовалась я.

– От кого же еще? – возмутилась девчонка. – С кем я в больнице столкнулась? Ну хитра! Со мной тогда даже не поздоровалась, бросилась к своей знакомой, а сама гадость придумала. Ну, я и решила с ней разобраться… Понимаете?

– Пока не очень, – ответила я. – Вообще-то письмо могло предназначаться твоей маме, и автором его мог быть кто угодно.

Филимонова закатила глаза.

– Маманька старуха, ей сороковник стукнул! Какие, блин, тайны? Я про нее все знаю: мужиков у нее нет, денег ни копейки, на уме одна картошка да банки, консервирование. Нет, точно меня пугали.

Я опустила глаза. Если человек совершает не очень хороший поступок, он боится, что об этом узнают люди, и порой теряет способность мыслить здраво. Ну зачем Дане шантажировать девчонку? Думаю, вся Евстигнеевка в курсе материального положения Филимоновых. Скорей всего, Гарибальди не узнала тогда в больнице Олесю – не ожидала ее увидеть в клинике, была озабочена состоянием своей знакомой. Но девушку мучает чувство вины, из-за него она и заподозрила Гарибальди в шантаже.

– И как ты решила с ней разобраться? – ожила я.

Олесин голос задрожал от негодования.

– Она мне гадость сделала, письмо с угрозами подсунула, и я тоже решила ей пакость навалять. Насобирала в пакет собачьего дерьма и хотела в комнату зашвырнуть.

– Креативно!

– Вовсе я не кретинка! – воскликнула Олеся. – Че обзываешься? Еще в Библии написано: окно за окно, зуб за зуб!

– Я не хочу тебя обидеть, слово «креативно» означает «оригинально», и в цитате, которую ты сейчас вспомнила, речь идет не об окнах, а о глазах: око за око, – вздохнула я. – Лучше вернемся к мобильному. Откуда он у тебя?

Олеся сдвинула брови к переносице.

– Ну прошла я к ней в сад, осторожно, спряталась за кусты. Там такие здоровенные торчат, всегда зеленые, пушистые, не знаю, как называются… Стою и думаю, куда лучше пакет запульнуть: через форточку в столовую или дом обойти? И тут, гляжу, Расторгуева…

– Вера?

– Ага. Слоном прет, глаза вытаращила, морда красная, летит к забору. Во облом! Тока ее мне и не хватало, классная ситуация!

– Неприятно, – согласилась я. – И что дальше?