Книга Кости Авалона, страница 75 – Фил Рикман

Он с отвращением отвернулся. Дадли опустил веки, и выражение его лица сказало мне: «Не заводись». С улицы донесся шум, и Дадли вздрогнул, покосился на окно, но не сдвинулся с места.

— Я только хотел сказать, Кэрью, — елейно произнес он, — что если она и прибегла к помощи демонов, чтобы выгнать мою лихорадку, то это намного лучше пиявок.

Он не имел в виду ничего дурного, однако упоминание о демонах было лишним. Голоса на улице продолжали кричать, и я не удержался: встал и подошел к окну, но стекло было скверным и мутным. Оба моих собеседника остались сидеть.

— Я был о вас лучшего мнения, — сказал Кэрью. — В самом деле, какая была бы польза для человека с репутацией колдуна прилюдно выступать в защиту признанной некромантки?

Я тяжело опустился на стул.

— Джона никто здесь не знает, — резко заметил Дадли. — Но если его имя стало бы всем известно, то я знаю, от кого…

— Почему некромантка? — перебил его я.

Кэрью наконец повернулся ко мне и расплылся в широкой бородатой улыбке, обнажив черный просвет на месте выбитого зуба.

— Вы ничего об этом не знаете, доктор?

— Мы оба об этом не знаем, — быстро отозвался Дадли.

— Это при том, что убили вашего слугу? Ах да… вы ведь, кажется, захворали, милорд?

— Сейчас мне уже лучше, Кэрью.

— Некромантия, — заметил я.

— Я, конечно, не такой знаток, как вы, доктор, но если свежий труп используется для приманки духов…

— Какие имеются доказательства, что эта женщина причастна к убийству?

— У нас есть орудия убийства! На них осталась кровь!

— Так, но чья это кровь? Это инструменты ее отца, кажется? А он в ту ночь проводил операцию.

Кэрью посмотрел на меня с любопытством.

— А почему, позвольте спросить, вас это так беспокоит, доктор?

Я стоял на зыбучих песках, но мне уже было все равно.

— Я скажу почему, — начал я, но вмешался Дадли.

— Я отвечу, Кэрью. Потому что пришло новое время. Потому что и королева, и Сесил против религиозных преследований.

— Королева еще молода, — тяжело произнес Кэрью. — И однажды она поймет: то, что вы называете преследованием, а я называю порядком, есть единственное средство удержать под каблуком мятежников, которые пока еще в состоянии низвергнуть ее. К тому же это еще и расследование убийства.

— Убийства, которое используют, чтобы спровоцировать охоту на ведьм. Обвинить в убийстве проще всего, и мы знаем, как часто это делалось в прошлом. Но мы живем в просвещенное время, и прогресс человеческих знаний позволяет объяснить то, что когда-то отметалось, как ведовство…

Дадли с шумом подтащил бутыль сидра, отхлебнул, поморщил лицо и обтер губы.

— Два дня назад, — сказал он, — я думал, что умираю, но знание трав помогло этой женщине излечить меня. Так что, можно сказать, ее арест больше всего меня беспокоит.

Я посмотрел на Дадли взглядом признательности, но он спрятал глаза.

— Ну, а что, если я скажу вам еще кое-что? — возразил Кэрью. — Если я сообщу вам о других мертвецах, вырытых из могил?

— Где?

— За церковью Святого Бениния, как мне сказали. Мертвецов вырыли ночью.

Я вспомнил, что Файк говорил об этом. Упоминал некромантию. Все это не нравилось мне, но я не мог показывать свои чувства.

— И как связана с мертвецами эта женщина?

— Вам лучше поговорить с Файком.

— Аббатство в твоем ведении, Кэрью, — заметил Дадли.

— Но закон — в его, — ответил Кэрью. — Прошу извинить меня — кажется, я должен еще осмотреть труп. В своем аббатстве.

Мы с Дадли проводили Кэрью в аббатство. Внутрь надворной постройки, где лежал труп Мартина, я не входил. Кэрью формально осмотрел мертвеца и, с выражением исполненного долга, ушел. Позже Дадли признался мне, что не стал говорить Кэрью о наших подозрениях насчет пыток. Теперь мой друг соглашался со мной в том, что нам не следовало доверять верноподданническим заверениям этого человека. Невольно мне вспомнились слова несчастного Мартина Литгоу, которые он сказал мне накануне нашего приезда в Гластонбери, когда Кэрью упрекнул меня за то, что я никогда не служил своей стране с оружием в руках. «Этот сукин сын слишком часто воевал под чужими знаменами, доктор Джон».

Позже мы с Дадли поднялись поговорить ко мне в комнату — свою мой друг велел вычистить и привести в порядок, чтобы ничто больше не напоминало ему о болезни. Однако ее остатки все еще проявлялись в градинах пота, блестевшего на его лбу в разноцветных потоках света, проникавшего сквозь окно.

— Рассказывай, — начал Дадли. — Все рассказывай.

Я плотно закрыл за собой дверь и встал к ней спиной.

— Хирургические инструменты принадлежат ее отцу. Он использовал их той же ночью, чтобы сделать кесарево сечение, когда принимал роды. Отсюда и кровь на ножах.

— И это можно доказать?

— Он подтвердит.

— Он же ее отец.

— Она не ведьма.

Кого я старался убедить? Колдовство — что это? Где лежат его границы?

Дадли обвил руку вокруг кроватного столбика, который всего на несколько часов, в ночном дурмане, стал для меня стволом яблони.

— Джон, если этому Файку понадобится доказать связи с демонами, он сделает это. Он — мировой судья. Он знает законы. Знает судей. Он добьется своего. Ее повесят.

— Если только кто-нибудь…

Я замолчал. Отвращение сдавило мне горло, когда я вспомнил, что сам недавно говорил Нел: «Мы живем в просвещенное время. Сравнительно просвещенное. То, что произошло с вашей матерью, никогда больше не повторится».

— Людей вешают каждую неделю и за меньшие преступления, — добавил Дадли. — Ей это должно быть известно. Какого черта она вообще вернулась? Могла бы просто сбежать в другой город. С такими способностями она непременно…

— Ради отца. — Я нервно подошел к окну. — Только ради него она вернулась домой прошлой ночью. Она боится за своего отца. Файк повесил ее мать за то, что она всего навсего…

Мы уже говорили об этом. Я стоял у окна, вцепившись пальцами в подоконник, и смотрел вниз. На главной улице, возле пекарни, где в базарные дни продавались свежие пироги с бараниной; у той самой пекарни, хозяин которой штудировал старые книги по магии, мечтая получать золото из свинца, — собралась толпа.

— Кэрью — грубая скотина, — сказал Дадли, — но он знает, как устроен мир. Его предупреждение тебе… в нем явно есть смысл. Если узнают, что ты просишь сохранить жизнь ведьмачке, и, чего доброго, откроется твое настоящее имя, ты окажешься в дерьмовом положении, Джон. — Он пожал плечами. — Мы оба, если на то пошло.