Книга Кости Авалона, страница 77 – Фил Рикман

Я должен был сейчас рассказать Дадли о своем опыте. Как он к этому отнесется? Я вспомнил снова, что говорил он на барке: «Разве Джон Ди не величайший авантюрист?.. Человек, который отважился перешагнуть границу этого мира».

— Тут особенный воздух, — сказал я. — Я нигде не дышал таким. В нем чувствуется одновременно и трепет тревоги, и… ожидание чуда. Особая атмосфера — вот что притягивает сюда некоторых людей, и Файк боится, что она-то, в конце концов, может подорвать его власть.

— Это можно сказать обо всем государстве, Джон. Надежды и страх.

— Здесь они сильнее.

— Ну, да. Ты же у нас мистик.

— И я не одинок. Волхвы приходят сюда из дальних стран. Сюда. Не в Англию, а именно в Гластонбери. На Авалон. Здесь что-то есть. Я знаю. Я… чувствовал это.

— Чувствовал? Как это?

Я вздохнул.

В заключительном акте я не сказал ни слова о своих чувствах. В конце концов, переживания человека могут быть и слишком болезненными, и исключительно личными, чтобы делиться ими даже с преданным другом.

Однако мне следовало сообщить все обстоятельства, какими бы колдовскими они ни казались, и, повествуя о них, я начал постигать значение ритуала, имевшего смысл даже для самого Гермеса Величайшего [18] : путешествия-посвящения из тьмы к свету.

Мои ладони покрылись влагой.

Я отважился предположить, что в здешних местах существует нечто такое, что изгнало из меня демонов ночных кошмаров — страх мрачной смерти, гибельный взрыв газов в мозгу. Воспоминания о том, чего никогда не случалось со мной наяву, но годами терзало меня во сне, прошли. Огонь уничтожил их, и затем…

Жар закалил во мне дух.

…из пламени в воду. Солнце нашло Луну, со всеми ее женскими свойствами. Теперь я видел все каббалистические параллели, как и более прозаические — путешествие из книжной схоластики в реальную жизнь.

И земную любовь. От нее не уйти.

Заканчивая рассказ, я расхаживал по комнате кругами. Дадли сидел неподвижно.

— Не тот ли это порошок, что вызывает «огонь святого Антония»?

— Думаю, это он.

— Черт возьми, Джон. Зачем так шутить?

— Я думал, это поможет открыть путь к душе. И, возможно, это так.

Или же мною завладела черная энергия бури, войдя в нечестивый союз с моими собственными примитивными страхами? Может, те края, в которых я побывал, на деле находятся ближе к дьяволу, нежели к Богу? И в действительности меня только околдовали? Граница между божественным и колдовским слишком тонка.

Я закрыл глаза от неуверенности и страданий и стоял так, пока Дадли не заговорил вновь. В его голосе звучало нечто очень близкое к жалости.

— Это случилось впервые, Джон?

Лгать не имело смысла.

— Почти.

Дадли кивнул.

— Так надо полагать, теперь ты… влюблен?

Слова поэта.

— Я… — отвечал я, неловко переминаясь с ноги на ногу. — С того мгновения, когда мы в первый раз завели разговор. Я… тогда еще не знал… во что могут перерасти определенные чувства.

Дадли залился хохотом.

— Да, — сказал он, — женщина, которая готовит для тебя обед, да еще следит за тем, чтобы тебе потом не пришлось накрывать стол на третьего едока, — в самом деле, редкий подарок. Как намереваешься обыграть это дельце?

— Обыграть?

— Плохое слово. Но все же…

— Не думал, что тебе захочется играть в игры.

— После того, что случилось с Мартином Литгоу? После того, что мы видели этим утром?

— Думаешь, за этим стоит Файк?

— Если он, тогда он — покойник.

— После надлежащего судебного процесса, — осторожно заметил я.

— Или раньше.

— Ты — лорд Дадли.

— И скоро могу стать графом. Сесил ясно мне намекнул, что по возвращении с этого… задания возможность моего назначения в Тайный совет более чем вероятна.

— По возвращении…

Полагаю, мы оба не хотели и думать о том, что в некоторых кругах не ждали скорого возвращения Дадли в Лондон — и в королевскую спальню, — не говоря уже о том, что…

…что его возвращение отсюда не предполагалось вообще.

— Не все вопросы решаются здесь легко и просто, — сказал Дадли. — Но кое-что можно сделать. Например, учитывая то, что Роберт Дадли никогда не бывал в этом городе, никто не сможет заставить его отвечать за любой… акт первобытного правосудия, исполненного мастером Робертсом.

На мгновение краски померкли в моих глазах. Клянусь, я даже увидел, как Дадли окружила живая черная тень.

— Твоя ведьма… чаровница… — сказал он. — Сейчас, должно быть, пугает крыс в подземелье.

— Да, она там.

— И ждет приезда окружного судьи.

— Которого непременно подкупят.

— Непременно, — согласился Дадли. — Так я повторю вопрос: что ты намерен делать?

Мысль о том, что я мог бы просто уйти от ответа, даже не приходила мне в голову. Когда я впервые понял, что какая-то частица этой земли поселилась во мне, я не знал, насколько глубоко она пустила корни и какими путями изменяет все мое существо.

— Мать и отца, — тихо ответил я, — переполняла радость, когда я вернулся домой доктором права. Думали, что я бросил другие занятия. Образумился. Овладел стоящим ремеслом.

— Хорошо же ты им овладел, — заметил Дадли, — если тебя самого судили за попытку убийства королевы Марии. Говорят, ты блистал редкостным красноречием перед самыми суровыми судьями королевства.

— И Боннером. В прошлом он сам был законником.

— Редкая скотина этот твой Боннер, — заметил Дадли.

— Бывает иногда.

— И все-таки тебе каким-то образом удалось провести говнюка. — Дадли прижался спиной к шаткому кроватному столбику. — Стало быть, хочешь выступать ее защитником?

— Если она примет меня в этом качестве.

— Полагаю, ей известно, кто ты.

— Мм.

— Файку?

— Вряд ли.

— Ты ходишь по краю, Джон.

— И, возможно, буду ходить всегда.

В комнате стало темно, хотя было только начало четвертого. С самого утра мы оба ничего не ели, и я вспомнил, что говорил Дадли в день Сретения, когда мы плыли на лодке из Лондона. Всякий великий поход начинается с молитвы и поста.

Дадли поднялся с кровати и повернулся спиной к окну. Я заметил, что и в нем тоже произошла перемена. Хотя волосы и борода были причесаны и приведены в порядок, былая спесь испарилась. Руки, в рукавах потертого темно-зеленого камзола, безвольно повисли.