
Онлайн книга «Золушка в шоколаде»
Ответа не последовало. – Разрешите войти? И вновь тишина. – Простите, если я совершаю бестактность… – забубнила я и без приглашения вошла в длинное и узкое помещение. Перед глазами развернулась впечатляющая картина. Спальня оказалась пустой. В прямом смысле слова – никакой мебели тут не было, не имелось занавесок, ковра. В углу, у подоконника виднелась бесформенная куча. Стараясь не дышать – в комнатушке отвратительно воняло, – я подошла к горе тряпок и вдруг поняла: это женщина, она лежит прямо на линолеуме, не подстелив под себя даже газеты. Одеялом ей служила рванина, которая в прежней жизни, похоже, была мешком для картошки. – Олимпиада Михайловна, – позвала я, – очнитесь. Хозяйка даже не вздрогнула. Мне стало не по себе. Вдруг алкоголичка умерла? Но потом я увидела, что грязная, рваная мешковина мерно опускается и поднимается – бабушка Василия дышала. – Олимпиада! Липа! Ау! Эй! Очнитесь! – начала я на разные лады окликать пьянчужку. – Ну и как? – раздался за спиной ехидный голосок Алевтины Петровны. – Побеседовала? – Нет, конечно, Олимпиада лежит без сознания. – А я предупреждала! Только кто-то не обратил внимания, – с легким злорадством напомнила врачиха. – Как она живет? – покачала я головой. – Абсолютно счастливо. – В этой норе? – У других хануриков и крыши над головой нет, – нахмурилась Алевтина, – пропили квартиры и на улице оказались. Липа тоже бы в овраге очутилась. Давно бы ее выселить надо, только ни у кого рука не поднимается вдову Ивана Васильевича турнуть. На станции сидит, бутылки собирает, еду у соседей на кухне ворует. Удивительной наглости женщина. Подойдет к плите, кастрюлю откроет, супа себе нальет и ест. У нас тут теперь гастарбайтеров полно, коренные жильцы ее стыдили, а пришлые пару раз побили, но никакого толку. Впрочем, кое-кто Липу жалеет в память об Иване Васильевиче. Она же жена доктора наук, представляешь? В помощницах у мужа служила, медсестрой была, отличной притом, люди на нее молились. Таких уговаривала! Ни у кого не получалось, а Липа спокойно к самым буйным подходила, без санитаров, никого не боялась, и никто ее пальцем не трогал. В жути-то страшные вещи творятся, но Липу все уважали. – Как же она так опустилась? Алевтина Петровна пожала плечами: – Всякое случается. Наши считают – с горя, а я думаю – совесть замучила. – А где дверь? – задала я глупый вопрос. – Пропила, – ответила врач. – Кому же она понадобилась? – заморгала я. Пенсионерка развела руками: – Ума не приложу, но нашелся покупатель. Еще третьего дня висела, а сегодня смотрю – ба, комната напросвет. – Может, Липу в больницу отвезти? – Не смеши! Кто такую возьмет? – удивилась Алевтина Петровна. – И куда ее отправлять? – В наркологическую клинику. Алевтина Петровна поджала губы. – В бесплатную не попасть, а за деньги не получится, Липа теперь нищая. Вот раньше имела и копеечку, и золотишко, и мебель. Только спустила все. – Родственники ей помочь не могут? Алевтина Петровна одернула шерстяную кофту. – Кто? – Дети. – Дочь удрала, бросила двоих ребят и хвостом вильнула. Конечно, когда Иван Васильевич тут правил, в жути… – Простите, пожалуйста, но что такое жуть? – перебила я собеседницу. Алевтина Петровна хмыкнула. – Ты не торопишься? – Я совершенно свободна. – Что у тебя с Васькой? – неожиданно поинтересовалась старуха. Я слегка задержалась с ответом, и она закивала: – Понятно. Эх, дуры мы, все о счастье мечтаем… Васька мастер девкам мозги пудрить. Приезжают они сюда иногда, одна даже вешаться собралась – такую комедию устроила! За веревку хваталась, рыдала. Наши женщины перепугались, ко мне кинулись, зовут: «Беги, Алевтина Петровна, там смертоубийство готовится». Только я человек опытный, на придурочную глянула, сразу поняла: дешевый спектакль, на публику работа. Просто она Васькин новый адрес узнать хочет, вот и выделывается с веревкой. Кто себя и правда жизни лишить надумал, по-тихому из окна прыгнет. Если человек на суицид решился, он спокоен: решение принято, осталось его исполнить. А тут мюзикл. Подняла я ведро и припадочную холодной водой окатила. Вмиг она выть перестала, веревку швырнула, кинулась на меня с кулаками: «Ты что, старая калоша, сделала? Блузку мне испортила, прическу намочила!» А я ей в ответ: «Чего тебе теперь об одежде и волосах печалиться, коли на тот свет собралась?» Ну и ушла она спокойно, поняла: комедия не удалась. Выбрось Ваську из головы, ты, похоже, женщина приличная. Работаешь? Я кивнула. – Замужем? – продолжала допрос старушка. – Пока нет. – Понятно. И никогда не выходила? – Давно в разводе. – Ясненько. Деток имеешь? – Господь не дал. – Вот от скуки на Ваську и потянуло, – резюмировала Алевтина Петровна. – Уж поверь мне, он тебе не пара, хоть и внук профессора, а уголовник. – Неужели? – попыталась я изобразить испуг. – Сидел Васька. – Ой! – Ты не знала? – Нет. – Вот-вот, – закивала Алевтина Петровна. – Эх, молодежь… Все-то у вас теперь есть: одежда, еда, машина, деньги. Одна беда – ума не хватает. У нас ничего такого не имелось, но с головой дружили. Прежде чем с парнем в постель кинуться, сначала жениха как следует изучали, а затем в загс шли. Хочешь, повторю, что тебе Васька говорил? «Я внук профессора, семья элитная, бабушка есть, богатая…» Так? – Примерно, – соврала я. – Нет бы сразу приехать и посмотреть на бабусю! – Не додумалась, – шмыгнула я носом. – Алевтина Петровна, милая, ну и вляпалась же! Думала, он меня любит и… – Денег ему в долг дала? – склонила набок голову старушка. – Откуда знаете? – старательно играла я навязанную мне роль. |