
Онлайн книга «Сладкая месть»
— Позвольте, я повяжу ленту вам на голову, — предложила Элайза. Джоселин колебалась только мгновение. — Хорошо, — согласилась она, подошла к сиденью возле мраморного туалетного столика, взяла серебряную щетку, чтобы расчесать только что вымытые волосы, а потом позволила Элайзе пропустить между локонами ленту и завязать ее на макушке. — Все, мисс? — Да, спасибо, Элайза. Когда горничная оставила ее одну, Джо подошла к зеркалу. Она выглядела прелестно. Очаровательно до боли. Конечно, она просто не может быть той молодой леди в зеркале. Но тем не менее ото так, и, впервые за многие месяцы, у нее в горле встал комок. Как давно она не надевала женского платья? Два долгих мучительных года. Два года, которые она провела в сточных канавах, страдая от холода и голода. Два года в потертых обносках, купленных у старьевщика за гроши, вытащенные у пьяницы из кармана. Даже живя дома она не носила столь дорогих вещей, хоть и одевалась вполне мило. Она сама шила свои платья, помогая в занятиях некоторым ученикам отца, чтобы заработать на ткань. И ее отцу это всегда нравилось, «У тебя нет хорошего приданого, дитя мое. Мы не достаточно богаты, чтобы ты могла выйти замуж так, как того заслуживаешь, но у тебя благородное воспитание и врожденная красота и грация. А твоему лицу и фигуре может позавидовать половина высокородных лондонских леди». Она, казалось, видит его дорогое, милое лицо, слышит мягкие слова поддержки и любви. Одна лишь мысль о нем заставила боль у нее в горле стать еще сильнее, а воспоминания о потерях сделала острее. Решимость Джоселин возросла. Стоунли привел их к этому плачевному концу. Стоунли в ответе за всю эту боль, за все ужасные несчастья, которые обрушились на нее после смерти отца. И какую бы незначительную толику достойного поведения не обнаружила она в виконте, положения вещей это не меняло. И сегодня, если Бог поддержит правый суд, Джоселин заставит его заплатить за все. — Добрый вечер, ваше сиятельство. Рейн позволил себе медленно рассматривать ее, обращая внимание на мягкие линии груди и на изящество походки. Он медленно улыбнулся. — А что случилось с сорвиголовой, которую я оставил наверху? — Можете быть уверены, что она здесь, но пока отдыхает. — Кошка убрала когти? — Что-то вроде этого. — Не желаете ли стаканчик шерри, или лучше наливку? — Я предпочла бы флип, но, полагаю, мне следует остановиться на шерри. Рейн усмехнулся. — Флип? Эль, бренди и сахар. Питье для матроса. Он налил шерри из графина, стоявшего на резном столике из розового дерева, и протянул ей хрустальный бокал на высокой ножке. — С вами явно не соскучишься, мисс Смит. — Мое имя Джоселин. Раз уж сегодня вечером я играю роль леди, я предпочла бы, чтобы вы называли меня так. — Хорошо… Джоселин. — Он всмотрелся в ее лицо. — Если это действительно ваше имя, то оно может быть своего рода намеком на то, что происходит. — Сомневаюсь, чтобы вы вспомнили. — Ты хочешь сказать, что мы знакомы? Но тогда бы я вспомнил. — Нет, мы не знакомы. — Ну раз уж мы в такой сердечной обстановке, почему бы тебе не звать меня Рейном? Она отпила глоток шерри. — Почему бы и нет? Насколько я помню, я давала тебе и худшие имена. При этих словах он рассмеялся, вспомнив их драку в экипаже. — И правда. — Он взболтал бренди в своем бокале. — Хочешь есть? У кухарки было мало времени, но, полагаю, стол будет получше того, к чему ты привыкла. Она на мгновение погрустнела. — Я уверена, что это так. Рейн проводил ее к диванчику перед мраморным камином, и они оба сели. — Ты очаровательно выглядишь сегодня вечером. Это платье подходит тебе даже лучше, чем я воображал. Ее изящные пальцы погладили ткань. Рейн заметил, что ее ногти коротко подстрижены и под ними нет грязи. — Благодарю. Платье очень красиво. — Раньше, когда я заговорил о трапезе, которую нам предстоит разделить, о чем ты задумалась? — Я не понимаю, о чем ты, — она прикрыла глаза густыми ресницами. — Думаю, ты все поняла, — он никогда не видел таких ярких голубых глаз. — Я подумала о моих друзьях и о тех людях, с которыми я жила на улице, — она взяла в руки дорогую вазу клуазонне, стоявшую на чиппендейловском столике рядом с софой. — Я подумала об этом доме и о дорогих вещах, хранящихся в нем. О том, что этот кусок стекла смог бы прокормить многих из них в течение нескольких лет. Он взболтнул темную жидкость в своем бокале, потом отпил вина. — Странно беспокоиться о чьих-то условиях жизни, если за несколько часов перед этим пытаешься отнять у человека жизнь. Она подняла на него холодные голубые глаза. — Тебе должно быть ясно, что я считаю тебя не принадлежащим к остальному человечеству. Его лицо напряглось. Он насмешливо отдал честь бокалом и отпил бренди. Бокал громко звякнул, когда он поставил его на столик перед собой. — Из того, что ты говоришь, я понял, что роль, которую ты играешь, маска лишь отчасти. — Что ты имеешь в виду? — Я хочу сказать, что ты безусловно леди, получившая определенное воспитание, хоть ты и хочешь заставить меня поверить, что живешь вместе с теми двумя бродягами, которые сопровождали тебя сегодня. — Это моя семья. Благодаря тебе, другой у меня не осталось. шил. Рейн стукнул по подлокотнику. — Черт возьми, что же, по-твоему, я сделал? — Какая вам разница, ваше сиятельство? Или ваши преступления столь многочисленны, что вы не можете их все упомнить? — Насколько я знаю, я не совершал никаких преступлений. Разве что вы имеете в виду преступления, совершенные во время войны. Джоселин удивилась. — Вы были на войне? — Да, я был армейским полковником. — Человек выполняет свой долг, защищая родину. Тогда расскажи мне, что, по-твоему, я совершил. Джо опустила бокал на столик и встала. — Раз мне не удалось тебя убить и теперь я твоя пленница, я бы хотела последовать твоему совету и что-нибудь съесть. Рейн тоже встал. Когда она пошла к двери, он схватил ее за руку. — Ты, очевидно, разумная женщина, Джоселин. Так почему бы тебе не сказать мне, в чем дело? — Я так и сделаю… когда придет время. Рейн выпятил челюсть, готовый сорваться. |