Книга Теория катастрофы, страница 68 – Ник. Горькавый

— А вы знакомы с доктором Торагом? — вдруг спросил Робби.

Нат Микиш, уже познакомившийся с Никкиным другом, без удивления ответил:

— Конечно, мы хорошо знали его. Юрия Торага нет на мемориальном стенде только потому, что он ушёл из Института за полгода до своей гибели.

Нат посмотрел на Никки:

— А твой отец даже дружил с Юрием, они много работали вместе…

Учёный замолчал, но Робби попросил:

— Расскажите подробнее, нам важна любая информация о Юрии Тораге и его дружбе с Айваном Гринвичем.

Микиш, вспоминая, сказал:

— Юрий был очень практичным человеком. Он работал не только на МарсоИнститут, но и консультировал корпорации, занимающиеся космической геологией. Тораг придумал какой-то необычный способ дистанционной геологоразведки и решил основать собственную компанию для эксплуатации этой идеи. Он ушёл из МарсоИнститута и стал улучшать методику обнаружения рудных месторождений, используя свою небольшую яхту. Тораг не вернулся из одиночного полёта в пояс астероидов — пропал без вести. Твой отец очень переживал — никак не мог примириться со смертью Юрия. Я знаю, что он пытался самостоятельно расследовать его гибель и даже просил о помощи компьютер МарсоИнститута… Но я не знаю, нашёл ли он что-нибудь, заслуживающее внимания…

— А на чём базировался тораговский метод геологоразведки?

Нат пожал плечами:

— Понятия не имею. И при жизни Юрий был аккуратен со своими секретами, и после смерти не выпустил их на волю… Но его основная работа была связана с комбинированием гамма-спектроскопии и радарных методов.

Никки внимательно выслушала Ната и беззвучно сказала Робби: «Тебе стоит возобновить знакомство с компьютером МарсоИнститута…»

«Прояви немного уважения к старому другу и воздержись от очевидных замечаний…» — проворчал Робби в ответ.

Домашний кибер принёс чай, и за столом разгорелся спор, видимо, давний.

Нат был сторонником того, что жизнь возникла на многих планетах независимо; поэтому он полагал, что жизнь на Марсе и на Земле имеет разное происхождение.

Тобеа считала наоборот — что жизнь зародилась в Галактике в одном или нескольких местах, а потом, согласно концепции панспермии, распространилась в виде космических спор по многим планетным системам.

— Жизнь на Марсе и на Земле имеет единые корни, — уверенно заявила, отставив чашку, Тобеа. — Космические споры попали сначала на одну планету и с помощью метеоритов перекочевали на другую. Вопрос только в том, на какой планете жизнь появилась раньше. Живут ли на Земле марсиане, или земляне когда-то давным-давно высадились на Марс?

— Живых миров множество! — воскликнул Нат. — Образование жизни — универсальный повсеместный процесс. В южном заливе первобытной Земли, где грелся на солнце густой аминокислотный бульон, когда-то возникло незамысловатое Нечто, которое могло только поглощать еду и порождать себе подобное. И Нечто ело и размножалось сотни миллионов лет, пока не заняло весь океан. И не стало хватать еды на всех его потомков. И стал выживать из них умнейший, сильнейший и быстрейший — так началась эволюция, вытолкнувшая четыреста миллионов лет назад на океанский берег позвоночное сухопутное животное. И оно недавно стало человеком!

Голос Ната достиг библейского величия и замер на высокой ноте. Потом учёный деловито заключил:

— Следовательно, везде, где была вода, тепло и аминокислоты, рождалась жизнь!

— Что же вы никак не выведете в пробирке это живое Нечто? — захихикала Тобеа. — Тысячи твоих единомышленников скрипят ржавыми мозгами и никак не могут создать условия для самосинтеза живого организма из неорганики. Но хотят, чтобы природа, не раздумывая, достигла такой цели. Поймите: жизнь — величайшая редкость и ценность в космосе, и мы должны быть благодарны природе за щедрый подарок.

— Как может мыслящий современный человек держаться за древнюю идею панспермии? — воскликнул Нат. — Дикость, варварство!

— На себя посмотрите, животворщики, — хохотнула Тобеа. — Как заклинание твердят — жизнь зарождается везде! всегда! Шаманят над своими автоклавами — и что? Даже самозарождение вируса гриппа получить не могут! Вам надо чихнуть на ваши пробирки. Возникновение жизни под каждой кочкой просто невозможно с точки зрения вероятности.

— Но нельзя не признать, что жизнь на Земле есть! — в свою очередь съехидничал Нат.

— Но мы ещё не знаем, насколько нам повезло, — парировала Тобеа.

— Эх, нам хотя бы один пример марсианской уцелевшей ДНК, — посетовал Нат. — Мы бы её расшифровали и определили — одного мы корня с древними марсианами или нет.

— Но ведь жизнь на Марсе была? — спросила Никки, с интересом прислушиваясь к спору.

— Была, но очень давно, и сейчас мы находим только её жалкие окаменелые остатки. О, если бы найти пару живых внеземных микробов!

— Надо искать в тёплых подлёдных океанах спутников Юпитера и Сатурна! — сказала Тобеа.

— На столь глубокое бурение нет денег, — вздохнул Нат. — Я полагаю, что микроорганизмы могут быть и на Марсе — в старых вулканах и в местах, где есть подземное тепло. Это неплохой шанс, но и здесь нужны серьёзные затраты на поиск. Пока у астробиологов МарсоИнститута таких средств нет. Учёным платят за открытия рудных месторождений и прогнозы метеоритной опасности на космических трассах, а не за фундаментальные споры о возникновении жизни.

Тобеа махнула рукой:

— Хватит об ископаемых червяках, поговорим лучше о будущем, которое сидит рядом.

И она обратилась к Никки:

— Колледж Эйнштейна — это замечательное место, но страшно дорогое. Ты, верно, по уши в долгах. Давай, признавайся, чем мы тебе можем помочь?! Накоплений у нас почти нет, но, если надо, то мы продадим этот дом… — тут голос Тобеа немного дрогнул, но потом окреп, — …и купим себе поменьше. Зато тебе поможем.

— Спасибо, — сказала с искренним чувством Никки. — Но я справлюсь.

Она достала из кармана книжечку и быстро черкнула пару строк. Протянула Микишам вырванную страничку:

— На нужды МарсоИнститута и ваших исследований. Если вы пришлёте мне отчёт об их использовании, тогда я смогу вычесть эти деньги из налогооблагаемых доходов. Но можете и не присылать. Расходуйте куда угодно — это ваши деньги.

Нат с недоумением взял чек и рассмотрел его. Потом, внешне спокойный, отдал чек жене:

— Ничего не понимаю. Кто эта девочка?

— Здесь написано «триста миллионов долларов»… — сказала со страхом Тобеа.

— Последние несколько месяцев меня зовут королевой Гринвич, — спокойно сказала Никки. — Я получила неплохую страховую премию за Оберонские обсерватории.

— Я слышал эту историю! — воскликнул Нат. — Значит, это была не однофамилица!

Тобеа сказала дрожащим голосом: