Книга Фигура легкого эпатажа, страница 53 – Дарья Донцова

Следовательно, Лаура все-таки на белом свете имеется. А значит, была и Маша, та самая любовница Антонова, цыганка. Можно было бы предположить, что организатор спектакля имел зуб против меня, вот и впутал несчастную Лампу невесть во что, но если вспомнить быстрый шепот профессора, то с какой неподдельной нежностью он обнял «внебрачного ребенка», а также его слова об искуплении какой-то вины, и главное, коли сообразить, что имя Лаура встречается в России довольно редко, то, согласитесь, пасьянс выглядит совсем по-иному!

— Лампуша, — прозвучал слева знакомый голос, — что ты тут делаешь?

Я невольно вздрогнула и вынырнула из пучины мыслей. Оказывается, я застыла у ворот школы, а из них с сумкой в руках как раз выходила Лиза.

— Ты меня ждешь? — слегка удивленно спросила девочка.

— Домой иду, — совершенно честно ответила я.

— Без машины?

— Тут везде переулки с односторонним движением, — пояснила я, — пришлось бы правила нарушать или полчаса по окрестностям крутиться. Ни того, ни другого делать не хотелось, вот и понеслась так, пешком быстрее доберешься.

— Ясно, — протянула Лизавета и шмыгнула носом.

Я насторожилась и внимательно посмотрела на школьницу: нос красный, веки опухшие, вид унылый, на лице никаких примет обычной улыбки.

— Ты плакала?

— Не-а, — неуверенно ответила Лиза. — Вот идиот!

— Кто?

— Да Александр Григорьевич, наш директор, — хныкающим голосом ответила Лизавета. — Просто урод!

— Что случилось? Объясни нормально!

Глаза девочки начали медленно наполняться слезами.

— Помнишь, я тебе рассказывала, что он поручил мне организацию рождественского праздника?

— Да, конечно. Мы написали красивое объявление, а еще ты говорила о концерте, дискотеке, ужине. Что-нибудь не так?

— Всё! — зарыдала Лиза. — Меня с позором отстранили! Сейчас был совет школы, и я докладывала о приготовлениях. Столько работала, до копеечки еду просчитала, стоимость подарков и… и… Оказывается, я разжигаю национальную рознь, призываю к уничтожению детей других вероисповеданий… мне… я… он…

Донельзя расстроенная Лизавета начала всхлипывать, а потом и вовсе расплакалась. Мне стало жарко.

— Кто сказал несусветную глупость про разжигание национальной вражды? — спросила я.

— Александр Григорьевич, — прорыдала девочка. — Ткнул в меня пальцем и как заорет: «В нашем учебном заведении не место скинхедам, антисунитам и фашистам».

— Антисемитам, — машинально поправила я, — людям, которые по непонятным мне причинам ненавидят евреев. Нормальному человеку подобное в голову не придет. Антисемитизм — удел убогих и завистливых, тех, кто, не сумев добиться успеха в жизни, решил хоть как-то выделиться из толпы за счет своего неприятия людей других национальностей.

— Александр Григорьевич сказал, что таких, как я, надо пороть розгами, — обморочно пробормотала Лизавета.

Вся кровь бросилась мне в голову. Сжав кулаки и не обращая уже внимания на отчаянные вопли Лизы: «Лампа, стой!», я ринулась в школу. В одну секунду взлетела по лестнице, рванула на себя дверь кабинета директора и, ворвавшись в просторную комнату, заорала:

— Немедленно объясните, что у вас тут происходит!

Директор поднял на нежданную гостью холодный взор:

— Вы кто?

— Евлампия Андреевна Романова, тетя Елизаветы Романовой, ученицы, которую вы собрались публично пороть розгами, — громко и четко, словно диктор Игорь Кириллов, ведущий трансляцию парада с Красной площади, ответила я.

Александр Григорьевич встал и, вытянув вперед маленькие руки, воскликнул:

— Хорошо, что пришли! Боюсь, Лиза неправильно поняла…

Пока школьный начальник пытался донести до меня мысль о том, что у Лизаветы в ушах бананы, я молча разглядывала мужчину, если, конечно, этим словом можно назвать существо ростом чуть выше кошки. Больше всего Александр Григорьевич напоминал индюшонка. Крохотный птенец с невероятной важностью выступает на толстых ножках, на жилистой шейке постоянно крутится маленькая голова, потому что индюшонку важно знать, какое впечатление он производит на окружающих. Чаще всего парни, принадлежащие к породе индюшат, рассказывают направо и налево о своих амурных победах и своей огромной роли в истории нашего государства. Иногда они вещают с экрана телевизора и выглядят при этом очень смешно, нелепо пафосно, откровенно по-дурацки. А их речи о неисчислимом количестве дам, упавших к крохотным лапкам индюшонка, вызывают у меня припадки гомерического хохота.

По-моему, если мужчина безостановочно повествует о постельных подвигах, он явно имеет огромные сексуальные проблемы, скорей всего, подобный рассказчик глубокий импотент. Настоящий мужчина никогда не распространяется о любовницах, во-первых, из естественного для рыцаря благородства, а во-вторых, он просто не придает особого значения очередному приключению. Сколько их у него было и сколько еще будет… Мачо уверен в себе! А вот индюшонок весь состоит из комплексов, суетится и подпрыгивает на кривых лапках.

Вот и Александр Григорьевич постоянно надувался, рассказывал о своих невероятных связях в верхах, о том, что директором школы он стал лишь потому, что его об этой услуге попросил лично президент и все вокруг, включая детей, в курсе его амурных приключений. Наш Александр Григорьевич, оказывается, просто Казанова: у него есть жена, стокилограммовая тетя неопределенного возраста, и любовница, похожая на законную супругу как две капли воды. Была бы я мужчиной, постеснялась бы хвастаться наличием у себя двух престарелых нимф-бегемотиц, но Александр Григорьевич не видит нелепости ситуации и громким шепотом способен вещать в коридорах школы такой текст:

— Боже, как я устал! Бабы меня просто измучили, на части рвут. Не могу бросить Леночку, она умрет от любви ко мне, но и не способен разорвать отношения с Катенькой, иначе та выбросится из окна, поняв, что лишилась меня. Полный тупик!

Эх, девоньки, примите мой совет: если вам на жизненном пути попался индюшонок, плюньте ему на круглую лысину, тщательно прикрытую сальными волосами. Ей-богу, лучше жить одной, чем с таким Александром Григорьевичем. Но увы, многие наши бывшие советские, а ныне эмансипированные российские бабы очень боятся остаться в одиночестве, поэтому живут по принципу: «Пусть идиот, да свой». Вот и плодятся у нас индюшата — сами их лелеем, вместо того чтобы взять за шкирку, тряхнуть как следует, поднести к зеркалу и сказать:

«Малыш, глянь на себя и успокойся! Ты, недомерок с непомерными амбициями, или тихо живешь со мной, или вали прочь. Я, красивая девушка, таких, как ты, в базарный день на пятачок пучок куплю».