Онлайн книга «Но-шпа на троих»
|
Врач нашелся в ординаторской, солидный, лет сорока мужчина, облаченный в снежно-белый халат. На голове у него сидела шапочка, на груди висел бейджик «Заведующий вторым отделением Романов Василий Петрович, кандидат медицинских наук!» – Вы ко мне? – поинтересовался он. – Да, – кивнула я, – разрешите представиться: Романова Евлампия. Эскулап отложил ручку: – Надеюсь, ваше отчество не Петровна? Иначе я начну сомневаться в верности своего отца матери. – Андреевна, – улыбнулась я, – впрочем – Романовы не такая уж редкая фамилия. – Мне до сих пор не попадались тезки. – Однофамильцы. – Ну да, правильно. Хотя было бы забавно познакомиться с Василием Петровичем Романовым, – продолжал веселиться терапевт, – говорят ведь, что имя определяет судьбу. Интересно, этот человек тоже стал врачом? – Лично я музыкант, арфистка. – А меня господь напрочь лишил слуха, – усмехнулся доктор. – Зато дал другой талант, – любезно подхватила я, – каждый хорош на своем месте. Василий Петрович кивнул: – Это точно. Вы по какому вопросу? – Богачевская Альмира… – Есть такая, – не дослушал меня доктор. – Я ее ближайшая подруга. – Да ну? – вскинул брови Романов. – Что вас так удивило? – Как же вы сюда попали? – Прошла через ворота. – Это невозможно. – Почему же? – У нас очень строгая пропускная система, все заявки подписываю лично я и не помню, чтобы госпожа Богачевская выражала желание с кем-нибудь встретиться. Я бы непременно запомнил вашу фамилию и редкое имя. – Пусть это останется моей маленькой тайной. Василий Петрович нахмурился: – Понимаю, завтра же расскажу, что на КПП берут взятки, пусть мздоимцев увольняют! – Секьюрити не виноваты! У меня имелся пропуск. – Откуда он взялся? Ну надо же, какие тут порядки! Разволновался так, словно я прошла незамеченной в хранилище реактивного топлива! – В вашей клинике работает моя подруга. – Кто? – Нина Мастыркина. – Вот теперь понятно, – повеселел Василий Петрович. – И зачем вы беспокоили Нину? Альмире Вениаминовне следовало лишь сказать: «Пропустите Евлампию Романову», и дело с концом. Мы никогда, кроме особых случаев, не ограничиваем посещения. Вот пристал с этим пропуском! – Понимаете, Альмира категорически настроена против всех гостей. Она не хочет, чтобы люди видели ее немощной. – Верно, – кивнул терапевт, – меня об этом ее сын предупреждал, дескать, если кто станет рваться, то ни-ни. Кстати, у нас многие из клиентов придерживаются этой же позиции, отсюда и строгости с пропусками. Я опустила глаза и постаралась нацепить на лицо самое честное выражение. Надеюсь, Василий Петрович плохой физиономист. – Я очень заволновалась. Олег отвечает на мои вопросы подозрительно лаконично: все нормально, мать лежит в больнице. Сама Альмира буркает в трубку: «Ничего, жива пока». Вот я и решила применить военную хитрость, дабы узнать, что с ней. Понимаете, мы с детского сада вместе. Нас ее мама, Сульфия, за руку в одну группу водила. Василий Петрович кивнул: – Ясно. Но ничего утешительного я вам не скажу. – Что? Так плохо? Романов начал перебирать ручки, лежащие на столе: – Ну, положение нехорошее. – Чем она больна? – Она в клинике не так давно. К нам попала с кипой анализов, относительно нормальных, и кучей заключений. Камни в желчном пузыре! Ну и что, они сейчас у каждого второго, пониженное давление, слабость, потеря веса. Неприятно, конечно, но не смертельно. Мы заподозрили гормональные нарушения, сделанный нами анализ это подтвердил, да и кое-какие наблюдения. Богачевская впадает в истерику, плачет, потом возбуждается, затем опять испытывает слабость. Похоже на нарушение деятельности щитовидной железы, но диагноза пока нет, ее еще не дообследовали. Впрочем, и до нас его не поставили. Олег Юрьевич приходит сюда редко, но звонит мне каждый день. Я уже из чистого суеверия не говорю ему, что с матерью. Отделываюсь фразой типа «Состояние стабильное». – Почему же? Василий Петрович махнул рукой: – Я никогда не верил во всякую ерунду типа сглаза, но, получив в пациентки Богачевскую, начал сомневаться, вдруг в этих россказнях что-то есть. Стоит кому-либо воскликнуть: «Богачевской лучше!» – как ее состояние моментально ухудшается. Прямо беда! – Значит, что с ней, вы не знаете? Романов грустно ответил: – Нет. СПИД исключили, гепатит тоже. Всякие вялотекущие инфекции отсутствуют. Какая-то свистопляска с гормонами. Очень странное состояние, практически не поддающееся коррекции. – Значит, ей недолго жить осталось… – Глупости! – рявкнул Василий Петрович. – Хотя… Я напряглась: – Продолжайте. – Бывают иногда такие случаи. Вроде ничего страшного, ерунда, а человек не излечивается. Организм словно включает систему самоуничтожения, понимаете? Я кивнула: – Очень хорошо. Подобное иногда происходит с людьми, выходящими на пенсию. Привыкли всю жизнь работать и вдруг понимают, что никому не нужны, вот и умирают, а все вокруг удивляются: вроде Иван Иванович совсем здоровым казался, отчего преставился? А вы предупредили Олега, что его мать на краю могилы? – Мне бы такое и в голову не пришло, – рассердился врач, – да, он интересуется, как мама, но я отвечаю: «Боремся. Надеемся выйти победителями из схватки с болезнью». – Вы скрыли от парня отсутствие точного диагноза? – Нет, конечно, но Олег Юрьевич человек рациональный, сухой, без ярко выраженной эмоциональной реакции. Внутри себя он, естественно, переживает, но внешне этого не показывает. Спокойно выслушивает мои заявления и говорит: «Привлекайте лучших специалистов, заказывайте новейшие лекарства, не останавливайтесь ни перед какими тратами, мама должна выздороветь, она единственный близкий и родной мне человек! – Альмира умрет на днях? |