Книга Ричард Длинные Руки - эрцфюрст, страница 20 – Гай Юлий Орловский

— Ваше Величество, — произнес я неуверенным голосом, — а двенадцать тронов повелителей планеты… они как, существуют?

Он вытаращил глаза.

— Что-что?

Я сказал с неловкостью:

— До моей эпохи дошел… в смысле, досуществовал таинственный зал, в котором двенадцать кресел вокруг стола. Одиннадцать, как говорят легенды, занимают великие короли, а двенадцатое — пустое, ибо на него сядет только прямой потомок Древних Королей.

Он некоторое время рассматривал меня в упор.

— Легенды, говоришь?

— Да, — ответил я. — Легенды. Но упорные такие.

Он подумал, сказал после минутного колебания:

— Ну, ты все равно скоро рассыплешься в пыль, тебе можно… В общем, тот тайный зал за той дверью. Хочешь взглянуть? Ладно, пойдем покажу. Если успеем.

С сильно стучащим сердцем я потопал за ним, он распахнул дверь в соседний зал, почти такой же, как и этот, та же роспись на стенах, на потолке звезды, только посреди зала круглый стол, вернее — стол с круглой столешницей, а двенадцать кресел, что как великолепное ожерелье блистают во всем величии, где последнее выше остальных, а на верху спинки зверь из золота, морда оскалена, крылья распростерты.

Я медленно и помимо воли почтительно приблизился к этому трону. В отличие от кресел, троны вообще не бывают одинаковыми. Трон Барбароссы не похож на трон Гиллеберда, Кейдана, Найтингейла, Фарстронга или Шарлегайла, все сделаны не просто индивидуально, а как бы под определенного человека или определенную династию, пусть даже под определенный народ, все разные, но Трон Древних Королей… даже не могу предположить, под кого строили. Целиком из камня, хотя и непонятно, что за порода, огромный, но величие не от размеров, здесь сумели передать пугающую мощь людей того периода, уверенную и безжалостную.

Король обогнул стол с другой стороны, погладил один трон по спине.

— А это вот мой. Но никто из посторонних не видел меня в нем.

— Хорош, — сказал я. — Значит, уже при вас никто не садится на этот особый трон? Который Древний?

Он покачал головой.

— Нет. Он ждет.

Я заметил, что кубок в руке короля уже опустел, быстро сосредоточился и наполнил его ромом. У короля морда хоть уже вся багровая, но с удовольствием заулыбался, приподнял в знак благодарности, отхлебнул и расплылся в счастливой улыбке.

Советников я угостил с разрешения короля еще и коньяком, но они, сказано — мудрецы, не столько пили, как нюхали, катали во рту и все старались понять, как это все происходит.

В какой-то момент раздался пронзительный звон, треск, шипение, словно на раскаленный металл выплеснули бочку воды, однако король, судя по его виду, ничего не услышал, а за его спиной гобелены разом потеряли цвет, стена стала полупрозрачной, а звон в ушах стал громче…

Я вскрикнул в страхе:

— Ваше Величество!

Однако король все так же не слышит, затем словно отдернулся занавес, там ужасающие по громадности красные массы, медленно клубятся, расплываются, поглощают, но я в оцепенении понимал, что это мое сознание не в состоянии осознать весь ужас Хаоса в его настоящем виде, но что-то на мой запрос дать надо, и вот формирует некие понятные картины.

Я провалился сквозь пол, меня несло, переворачивало, вертело в том, что условно называем пространством-временем, хоть это не так, но с готовыми ярлыками спокойнее, затем со всего размаху шлепнуло, как лягушку, о твердое.

Приподнявшись на дрожащих руках, я ошалело огляделся. Знакомые стены, статуи в проемах, зал моего дворца в Геннегау, только пахнет чем-то непривычным.

Послышались быстрые твердые шаги, человек очень торопится, но старается этого не выказывать, а как бы говорит всем своим видом и даже походкой: все хорошо, все под контролем, все спокойно…

Дверь висит, перекосившись, на одной петле. В проем ловко проскользнул, пригнувшись, барон Эйц, суровое лицо моментально прояснилось.

— Ваше высочество!

— Да, — пробормотал я, — это я, мое высочество… Что тут стряслось?

Он остро всмотрелся в мое лицо.

— А это не вы ночью погуляли?

Я вскрикнул оскорбленно:

— Барон!

— Точно? — переспросил он. — А то на всякий случай, в целях успокоения, я распространил именно эту версию.

— Ну спасибо, — пробормотал я.

— В интересах наведения порядка, — пояснил он. — И поддержания.

— А что вон там за гадостная масса?

Он объяснил с достоинством:

— Это вы наблевали. Так я объяснил для успокоения слуг и придворных.

Я прошептал:

— Ну вы молодец… Главное — работа, верно?

— А что на самом деле? — спросил он. — Я, к примеру, знаю, вы сегодня в своей спальне не ночевали…

— А где? — спросил я хрипло.

Он проговорил многозначительно:

— Да ходят слухи… Уже трое придворных дам подтвердили, что вы были у них. Не прямо, но и не отказываются, только хихикают намекающе и глазки опускают, как бы стесняются насчет подробностей… Ваше высочество, я должен знать о ваших перемещениях в интересах вашей безопасности! То, что вы натворили, сорвавшись с трудных государственных дел, как-то надо объяснять простыми словами!

Я прохрипел:

— Моих перемещениях?.. Да, моих перемещениях… А что это за слизь на стенах?

Он подтянулся, взгляд стал острее.

— Только сейчас увидели? Странно. Официально это вы все обблевали после пира.

— Даже на стены?

— Ну, это же вы, ваше высочество, вы все можете… У вас получится, хотя у меня голова раскалывается от этих непонятностей. Началось с полуночи. Весь дворец качало, как камыш на ветру! Что удивительно, ничто не рухнуло, даже ни одна свеча не погасла и не сдвинулась с места! Но через главное здание как будто стадо гигантских улиток размером с коров проползло!.. И рыбой пахнет, чувствуете?

Я оглядывался, пятна слизи не просто пятна, а широкие такие отвратительные лепешки. Эйц не прав, это не только следы от улиток, а больше похоже, что ползли эти твари по потолку, а вниз срывались жирные капли этой мерзко пахнущей слизи.

— И это все я наблевал? — переспросил я.

— Вы, ваше высочество!

— Думаете, поверят?

Он кивнул.

— Конечно. С охотой. Вы же знаете повадки простого человека! Это доброго слова от них не дождешься, а о таком сразу разнесут по всему королевству.

Я вздохнул.

— Что за народ…

Он сказал ободряюще:

— Зато популярность и народная любовь к вам будет еще выше и глыбже. Всяк увидит, что вы такой же, как и они. Король и народ — едины!