Книга Пляска смерти, страница 120 – Лорел Гамильтон

Ричард зажмурился, будто ему стало больно, но я знала это выражение его лица: ему не было больно, ему было хорошо. И вот именно это ему и не нравилось.

Я сказала вслух:

– Я здесь.

Он зашептал прямо у меня в голове:

– Можешь ничего не говорить, ma petite, я читаю прямо с поверхности твоего ума, так громко ты это думаешь. Ты не беременна.

Я подавила желание подпрыгнуть на сиденье и ответила:

– Да, да.

Я ощутила, что он улыбается.

– Я очень рад, что ты этому рада. У тебя такой душевный подъем, будто ты летаешь.

Именно такое было у меня ощущение, так что я просто согласилась.

Нитка тепла Ричарда протянулась через мой разум, но заговорил он вслух, сразу для меня и для Жан-Клода:

– Вы не могли бы прекратить, пока мы все сидим тут в машине?

Голос Жан-Клода будто стал громче, заполнив нас обоих:

– Обсудим эти радостные новости потом.

И он пропал.

Я повернулась к Ричарду, чтобы его видеть.

– Чем тебе это мешает?

– Не хочу я, чтобы он прямо сейчас залезал мне в голову.

Голос Ноэля сзади:

– Простите, я не могу заниматься, когда по всей коже сила ползет.

Я посмотрела на Клодию:

– Ты тоже чувствовала?

Она попыталась подавить дрожь:

– Обычно я чувствую, когда вы включаете триумвират, но сегодня как-то это было сильнее обычного.

Она потерла руки ладонями от плеч и ниже, но они трое сидели плотно, и ей не хватило места. Но ясно было, что она имеет в виду.

– О’кей, – сказала я, поворачиваясь лицом вперед.

Мика протянул мне руку над сиденьем, и я взяла ее. Она была теплой, но не слишком. Он старался не повышать уровень силы в машине. У меня как-то случился небольшой подъем ardeur'а за рулем – ничего хорошего.

Я держала его за руку, старалась, чтобы мое горячечное облегчение не вызвало мою силу, не заставила его зверя подняться навстречу. Наши звери могут перетекать друг в друга, но прямо сейчас это было бы плохо, так что я старалась держать щиты на месте и не дать моей радости их снести. Я знала, что скорбь и гнев могут нарушить мою концентрацию, но никогда до сих пор не понимала, что радость тоже на это способна.

И я всю дорогу до «Цирка» сдерживала радость. Длинные каменные ступени улетали из-под ног. Жан-Клод встретил меня в гостиной, я прыгнула ему в объятия, обхватила его руками и ногами. Я его целовала долгим, глубоким поцелуем, и только когда он оторвался перевести дыхание, заметила, что мы не одни.

В двойном кресле сидел Огюстин в черной шелковой шали, из которой островами выступали бледные плечи. Соломенные кудри лежали в беспорядке, будто он лишь пригладил их пальцами. Одет он был в пижамные шелковые штаны, слишком для него длинные. Казалось неправильным такого мускулистого мужчину назвать миловидным, но именно это слово приходило на ум. Глядя на него, я испытывала чувство, подобное тому, которое бывало, когда я смотрю на Жан-Клода. Не той глубины и сочности было это чувство, что чувство к Жан-Клоду, или Мике, или даже Ричарду, но это была первая вспышка любви, когда вожделение слегка поутихнет, но ты понимаешь, что он тебе по-прежнему нравится. Что это было не просто вожделение, а что-то поглубже. Я стояла, разглядывая Огги, и думала, что неплохо бы как-нибудь утром проснуться рядом с ним, а он чтобы лежал, растрепанный и миловидный. Я была влюблена в него. Это должно было бы меня ужаснуть или разозлить, но такого не было. И это не вампирская сила заставляла меня быть по этому поводу спокойной. Может, это можно вылечить, как вылечили мы Реквиема от пристрастия ко мне. Есть варианты. Можно будет как-то это обойти. Я не беременна, а все остальное наладится.

– Ma petite!

Я обернулась к Жан-Клоду. Даже не заметила ощущение черной атласной рубашки под моими руками, выпущенной на черные джинсы. Джинсов у него было мало, и надевал он их, только когда подозревал, что одежда погибнет, или же старался представить себя своим парнем на какой-нибудь встрече с прессой. Он был босиком, и ноги его были только чуть темнее белизны ковра.

– Ma petite, – повторил он, и на этот раз мое прозвище заставило меня взглянуть ему в лицо. Прическа у него была тщательным водопадом локонов – его вариант на каждый день. – Что ты чувствуешь, когда глядишь на Огюстина?

Я хотела повернуться к указанному вампиру, но Жан-Клод поймал меня за руку, повернул к себе.

– Отвечай не глядя, ma petite.

– Мне нравится мысль, чтобы он проснулся рядом со мной вот такой растрепанный и полуголый.

– Это только вожделение?

Я покачала головой.

– Нет-нет, это начало настоящего. То есть любовь, а не вожделение.

– И ты не огорчена.

Я улыбнулась ему:

– Я не беременна, а остальное мы как-нибудь наладим. Я хочу сказать, это же точно так же, как я Реквиема подчинила ardeur'ом? Если я смогла его освободить, то уж мастер города сумеет освободить меня?

– Жан-Клод, какие у тебя чувства к Огюстину?

Это спросил Ричард, подошедший к нам сзади.

– Я нахожу его красивым, но, как ни странно, я в него не влюблен. И он не влюблен в меня. Я надеялся, это значит, что не случилось худшего – или лучшего, – но…

Он посмотрел мимо нас на Огюстина.

Я посмотрела вслед его взгляду и заметила, что с этого расстояния серые глаза Огюстина кажутся почти черными.

– Тебе надо спрашивать, какие у меня чувства к твоей слуге? – спросил он.

Жан-Клод кивнул.

– Я только и могу, что оставаться в этом кресле. Мне хочется ее трогать, держать. Если бы мое сердце могло биться, оно бы разбилось.

– Отчего бы у тебя сердце разбилось? – спросила я, сама удивляясь, как это прозвучало ординарно. И как ординарно ощущалось.

– Потому что ты принадлежишь другому, а я тебя люблю.

Я шагнула вперед, и пальцы Жан-Клода стали отпускать меня. Ричард поймал меня за другую руку:

– Нет, Анита, не ходи к нему.

– Почему? – спросила я, глядя в его карие глаза.

Он начал было говорить многое сразу, но сказал в конце концов только одно, что было правдой.

– Потому что я не хочу, чтобы ты к нему шла.

Это остановило меня вернее, чем могла бы остановить любая злость. Я вытаращилась на него, глядя на страдающее его лицо, и не зная, что с этим делать.