Онлайн книга «Наши»
|
Мы подъехали к вахте. Затем оказались в комнате свиданий. Кроме нас там было шестеро посетителей, включенных отделял стеклянный барьер. Лиза распеленала дочку. Брат все не появлялся. Я подошел к дежурному сверхсрочнику: – А где Довлатов?– спрашиваю. Тот грубовато ответил: – Ждите. Я говорю: – Позвони дневальному и вызови моего брата. И скажи Лехе Дерябину, что я велел тебя погонять! Дежурный несколько сбавил тон: – Я Дерябину не подчиняюсь. Я оперу подчиняюсь… – Давай,– говорю,– звони… Тут появился мой брат. Он был в серой лагерной робе. Стриженные под машинку волосы немного отросли. Он загорел и как будто вытянулся. Тетка протянула ему в амбразуру яблоки, колбасу шоколад. Лиза говорила дочке: – Татуся, это папа. Видишь – это папа… А брат все смотрел на меня. Потом сказал: – На тебе отвратительные брюки. И цвет какой-то говнистый. Хочешь, я тебе сосватаю одного еврея? Тут зоне один еврей шьет потрясающие брюки. Кстати, его фамилия – Портнов. Бывают же такие совпадения… Я закричал: – О чем ты говоришь?! Какое это имеет значение?! – Не думай,– продолжал он,– это бесплатно. Я дам деньги, ты купишь материал, а он сошьет брюки… Еврей говорит: "Задница – лицо человека!" теперь посмотри на свою… Какие-то складки… Мне показалось, что для рецидивиста он ведет себя слишком требовательно… – Деньги?– насторожилась тетка.– Откуда? Я знаю, что в лагере деньги иметь не положено. – Деньги как микробы,– сказал Борис,– они есть везде. Построим коммунизм – тогда все будет иначе. – Погляди же на дочку,– взмолилась Лиза. – Я видел,– сказал брат,– чудная девка… – Как,– говорю,– у вас с питанием? – Неважно. Правда, я в столовой не бываю. Посылаем в гастроном кого-нибудь из сверхсрочников… Бывает – и купить-то нечего. После часу колбасы и яиц уже не достанешь… Да, загубил Никита сельское хозяйство… А было время – Европу кормили… Одна надежда – частный сектор… Реставрация нэпа… – Потише, – сказала тетка. Брат позвал дежурного сверхсрочника. Что-то сказал ему вполголоса. Тот начал оправдываться. К нам долетали лишь обрывки фраз. – Ведь я же просил,– говорил мой брат. – Я помню,– отвечал сверхсрочник,– не волнуйся. Толик вернется через десять минут. – Но я же просил к двенадцати тридцати. – Возможности не было. – Дима, я обижусь. – Боря, ты меня знаешь. Я такой человек; обещал – сделаю… Толик вернется буквально через пять минут… – Но мы хотим выпить сейчас! Я спросил: – В чем дело? Что такое? Брат ответил: – Послал тут одного деятеля за водкой, и с концами… Какой-то бардак, а не воинское подразделение. – Тебя посадят в карцер,– сказала Лиза. – А в карцере что, не люди?! Ребенок снова начал плакать. Лиза обиделась. Брат показался ей невнимательным и равнодушным. Тетка принимала одно лекарство за другим. Время свидания истекало. Одного из зэков уводили почти насильно. Он вырывался и кричал: – Надька, сблядуешь – убью! Разыщу и покалечу, как мартышку… Это я гарантирую… И помни, сука, Вовик тебя любит!.. – Пора идти,– сказал я,– время. Тетка отвернулась. Лиза укачивала маленькую. – А водка?– сказал мой брат. – Выпейте,– говорю,– сами. – Я хотел с тобой. – Не стоит, брат, какое тут питье?.. – Как знаешь… А этого сверхсрочника я все равно приморю. Для меня главное н человеке – ответственность… Вдруг появился Толик с бутылкой. Было заметно, что он спешил. – Вот,– говорит,– рупь тридцать сдачи. – Так, чтобы я не видел, ребята,– сказал дежурный, протягивая Боре эмалированную кружку. Брат ее живо наполнил. И каждый сделал но глотку. В том числе – зэки, их родные, надзиратели и сверхсрочники. И сам дежурный… Один небритый татуированный зэк, поднимая кружку, сказал: – За нашу великую родину! За лично товарища Сталина! За победу над фашистской Германией! Из всех наземных орудий – бабах!.. – Да здравствует махрово-реакционная клика Имре Надя!– поддержал его второй… Дежурный тронул брата за плечо: – Боб, извини, тебе пора… Мы попрощались. Я пожал брату руку через амбразуру. Тетка молча глядела на сына. Лиза вдруг заплакала, разбудив уснувшую было Наташу. Та подняла крик. Мы вышли и стали ловить такси… Прошло около года. Брат писал, что все идет хорошо. Он работал хлеборезом, а когда Дерябин ушел на пенсию, стал электромонтером. Затем моего брата разыскал представитель УВД. Было решено создать документальный фильм о лагерях. О том, что советские лагеря – наиболее гуманные в мире. Фильм предназначался для внутреннего использования. Назывался он суховато: "Методы охраны исправительно-трудовых колоний строгого режима". Брат разъезжал по отдаленным лагерным точкам. Ему предоставили казенную машину "ГАЗ-61". Выдали соответствующую аппаратуру. Его неизменно сопровождали двое конвоиров – Годеридзе и Осипенко. Брату удавалось часто заезжать домой. Несколько раз он побывал у меня. К лету фильм был готов. Брат выполнял одновременно функции – кинооператора, режиссера и диктора. В июне состоялся просмотр. В зале сидели генералы и полковники. На обсуждении фильма генерал Шурепов сказал: – Хорошая, нужная картина… Смотрится, как "Тысяча и одна ночь"… Борю похвалили. К сентябрю его должны были освободить. Наконец-то я уловил самую главную черту в характере моего брата. Он был неосознанным стихийным экзистенциалистом. Он мог действовать только в пограничных ситуациях. Карьеру делать – лишь в тюрьме. За жизнь бороться – только на краю пропасти… Наконец, его освободили. Дальше я вынужден повторяться. Тетка позвонила Юрию Герману. Брата взяли чернорабочим на студию документальных фильмов. Через два месяца он работал звукооператором. А через полгода – начальником отдела снабжения. Примерно в эти же дни меня окончательно уволили с работы. Я сочинял рассказы и жил на мамину пенсию… Когда тетка заболела и умерла, в се бумагах нашли портрет сероглазого обаятельного мужчины. Это был заместитель Кирова – Александр Иванович Угаров. Он напоминал моего брата. Хоть и выглядел значительно моложе. |