Книга Обезьяна приходит за своим черепом, страница 29 – Юрий Домбровский

Отец нерешительно поглядел на него.

- Я, - начал он, - не совсем...

- ...мне верите, - предупредительно докончил Гарднер.

- Нет, не то. Но тогда я не совсем понимаю причины его ареста... Что мог сделать Ганка?

Гарднер посмотрел ему в глаза и покачал головой.

- Ай-ай-ай, господин Мезонье, господин Мезонье! Неужели это правда? спросил он с легким осуждением.

- Что правда?

- А вот то, что вы говорите мне сейчас?

- Что я не знаю, за что арестован Ганка? - пожал плечами отец. - Ну, если вы считаете меня его сообщником...

- О, нет! Ни в коем случае я не считаю вас сообщником Ганки. Но Ганка-то, несомненно, ваш сообщник.

За столом наступило короткое тревожное молчание.

Гарднер обернулся и посмотрел на молочницу.

- Эта девушка? - спросил он.

Она вспыхнула и отодвинула чашку.

- Это наша молочница, - сказала мать. - Она принесла нам сливок и попала в эту кашу на площади Принцессы Вильгельмины.

- Ага! - принял к сведению Гарднер. - Но теперь она вам не нужна, не правда ли?

Молочница неловко встала с места.

- Я подожду на кухне, - сказала она и вышла.

- Вы мне обещали кофе, фрау Курцер! - напомнил Гарднер и повернулся к отцу. - Вы, конечно, клевещете на себя, гоподин Мезонье! Я слишком высокого мнения о вашей догадливости и интуиции, чтоб поверить вам. Да и не мое дело разъяснять вам наши отношения. Но что касается господина Ганки, то тут я вам должен твердо и решительно сказать: никакие личные счеты в его аресте не замешаны.

- Вот теперь-то я и не верю вам, господин Гарднер! - убито сказал отец. - Иначе почему я не арестован и зачем вы все мне это говорите?

- Ну, это я вам объяснять пока не буду, - ласково улыбнулся Гарднер, вы очень скоро все узнаете сами. Но вот что мне хочется вам сказать сейчас. - Он стал вдруг очень серьезен. - Я работаю в гестапо, в органе уничтожения, пресечения и смерти. Но никогда я, державший в руках весь этот мощный и беспощадный механизм, не пользовался им, чтобы уничтожить моего личного врага. Верите вы мне?

Отец молчал.

- Вижу, что не верите. Но сейчас объясню, почему вам следует мне верить. Дело-то вот в чем: когда кто-нибудь меня заденет или оскорбит, я его тут же, как собаку, застрелю на месте.

- А это всегда возможно? - поинтересовался отец.

- Всегда! - твердо ответил Гарднер. - В военное время? В неприятельском городе? Всегда! Теперь вы мне верите?

- Да! - вздохнул отец. - Это логично, в это верю!

- Ну, а если вы в это поверили, то поверьте во все остальное: в аресте Ганки моя личная воля никакой роли не играла. Главный виновник ареста Ганки...

- Ну? - со страхом спросил отец.

Гарднер неожиданно повернулся к матери.

- Теперь вот какое у меня дело. Разрешите взглянуть на ваш балкон? Он ведь не заперт?

- Нет, - сказала мать и поглядела на него.

- Так разрешите, я пройду посмотреть? - Он быстро встал и вышел на балкон.

- Главный виновник ареста Ганки... - повторил отец. - Как это он сказал, Берта?

- А, да не думай ты об этом, не думай! - досадливо приказала мать. Мало ли что тебе он скажет!

Отец приложил руку ко лбу.

- Я начинаю кое-что понимать, Берта, - сказал он жалобно. - Но не дай Бог, чтоб я понял все до конца!

Возвратился Гарднер.

- Что у вас там, овощи? - спросил он, отряхивая колени.

- Картошка! - убито ответила мать.

- Так! Картошка! Ну, а когда он у вас ремонтировался в последний раз?

Мать посмотрела на него с недоумением.

- Точно месяц я вам не назову...

- А сезон назвать можете? Летом? Зимой? Весной? - он все отряхивал колени.

- Последний раз - в марте, - вспомнил отец.

- Ага, в марте! Ну, а какой ремонт был - текущий или капитальный?

- Что-то там со штукатуркой, - медленно и нерешительно вспомнил отец.

- Текущий ремонт, - решил Гарднер. - Ну, а внизу кто живет?

- Весь дом занимаем мы, внизу, под балконом, пустая комната, ответила мать.

- Хорошо, но в ней, в этой пустой комнате, все-таки, наверное, что-то есть? - в голосе Гарднера слышалось легкое нетерпение.

- Только старые вещи! - сказала мать.

- Так вот идемте посмотрим эти старые вещи, - сказал Гарднер и пошел к двери.

Я побежал за ним.

В комнате Гарднер осмотрел все диваны с гудящими пружинами - казалось, что в них завелся целый рой майских жуков - сдвинул с места пыльные и дряхлые кресла с экзематозной сыпью позолоты, открыл дверцы шкафа и сунул в него лицо, пнул ногой сундук, так, что он рассерженно загудел густым, утробным голосом, потом долго, прищурившись, смотрел на потолок и вдруг потребовал лестницу.

Лестницу принесли.

Он полез на нее, потрогал хвост облезлого плафона, заглянул под него.

Там был опять-таки потолок.

Он сказал "ага", отряхнул руки и слез с лестницы.

- Теперь идемте пить кофе! - сказал он с легким вздохом облегчения.

- Так вы спрашиваете, что произошло на площади Принцессы Вильгельмины? - спросил он у отца. - Произошло вот что. Трое негодяев, настоящие имена которых выясняются, под предводительством известного государственного преступника Карла Войцика узнали, что некая важная персона должна приехать в город и выступить с речью в офицерском клубе. Откуда-то этим негодяям стал известен и день выступления, хотя об этом знало всего несколько человек. Под видом рабочих они по подложным документам проникли в клуб и установили в трех разных местах адские машинки. Но один из них вызвал подозрение - его четырехугольная морда известна полицейским всей Европы, вот его задержали как раз в то время, когда...

Зазвонил телефон.

- Извините, это, наверное, меня, - сказал Гарднер, подошел и снял трубку. - Слушаю! - крикнул он и ответил: - Да. Все в порядке... Да... Хорошо, присылайте! Если успеют! - Его, видимо, не так поняли. - Если успеют, то застанут... - Он посмотрел на часы. - Да, минут двадцать еще буду... Ну, уж это я не знаю. - На ответе, видимо, настаивали, и он раздраженно затряс головой. - Не знаю, не знаю, я не архитектор, надо посмотреть... Надо, говорю, прийти и посмотреть.

Он повесил трубку, выругался: "Скотина" - и потом подошел к столу.

- Итак? - спросил отец.

Гарднер поднял на него тяжелые глаза.