Книга Лезвие сна, страница 129 – Чарльз де Линт

— А она?..

— Ты сможешь представить ее себе, если вспомнишь женщину с книгой. — Козетта многозначительно взглянула на Роланду. — Ты ее знаешь.

Алан увидел, как Роланда кивнула, и понял, что разговор идет еще об одной картине Изабель из Детского фонда.

— Мы тоже любим друг друга, — сказала Козетта. — Как ты и Изабель.

— Так Изабель в беде? — спросил Алан. Козетта серьезно кивнула:

— Но ты можешь ее спасти.

— Как?

— Убив Рашкина.

— Но ты же сказала, что Джон отправился...

— Алан, это заходит слишком далеко, — вмешалась в разговор Роланда. Она даже дотронулась до его плеча, чтобы обратить на себя внимание. — Я стараюсь понять, что происходит, но я не собираюсь становиться ни свидетелем, ни соучастником преступления. Я не больше, чем ты, разобралась в этой ситуации, но если приятель Козетты действительно намерен кого-то убить, пора заканчивать игру в детективов и вызывать полицию.

— Да, Алан, это уже слишком, — присоединилась Мариса.

— Если вы не поможете, — заговорила Козетта, — мы погибнем — Розалинда, Пэддиджек, Джон, — все мы. Рашкин готов поглотить каждого.

Алан обернулся к своим спутницам:

— Давайте сначала выслушаем ее, хорошо?

И Роланда, и Мариса испытывали явное замешательство, но после недолгого обсуждения согласились с ним. Тогда Алан снова обратился к Козетте.

— Тебе придется рассказать нам всё с самого начала, — сказал он.

Козетта пристально посмотрела ему в лицо и сосредоточенно кивнула.

— Что вы хотите узнать? — спросила она.

— Пожалуй, тебе стоит начать с Рашкина и его угроз. Из-за чего вы хотите его убить?

Козетта по очереди посмотрела на каждого из присутствующих, а когда убедилась, что все они готовы ее выслушать, рассказала об отношениях между Изабель и Рашкиным, о том, чему она научилась у него, как использовала свой дар и что из этого вышло.

— Всё это было заранее подстроено, — сказала она. — Рашкин раскрыл ей секрет только ради того, чтобы Изабель вызывала как можно больше существ в этот мир, а он ими питался.

— Как же он вами питается? — спросила Роланда.

— Я не знаю, — дрогнувшим голосом ответила Козетта. — То есть не знаю точно. Но всё начинается с уничтожения картины, через которую мы пришли.

Алан и Роланда обменялись взглядами, одновременно вспомнив об ужасном пожаре, уничтожившем все работы Изабель. Но затем Козетта продолжила рассказ и поведала, как ньюмены Рашкина похитили Изабель.

— Мы должны пойти с ней, — сказал Алан. — Надо помочь Изабель.

— Я не уверена, — сомневалась Мариса. — Это так невероятно...

— Я считаю, что лучше обратиться в полицию, — заметила Роланда.

— И что мы им расскажем? — воскликнул Алан. — Неужели вы допускаете, что нам поверят?

— Может, не всему, — сказала Роланда. — Но похищение людей — это серьезное преступление.

Алан покачал головой:

— Скорее они упрячут меня за решетку. Или направят всех нас к психиатру. И что тогда будет с Изабель?

— Он прав, — поддержала его Мариса. — Надо сначала выручить Изабель. А со всем остальным можно будет разобраться позже.

— Я не стану принимать участие в этом мероприятии, — сказала Роланда. — Мне очень жаль. Но я не могу мириться с насилием, в каком бы виде оно ни проявлялось. Это не решение проблемы.

Алан вздохнул:

— Всё в порядке, я понимаю. Но дело касается моего близкого друга, и я не могу допустить, чтобы Изабель пострадала только из-за того, что я отказался вступить в борьбу.

— Я и не жду от вас этого, — заверила его Роланда. — Просто сама я не могу вам помочь.

— Вы дадите нам какое-то время, прежде чем обратитесь в полицию?

Роланда кивнула:

— Но если я не получу от вас никаких известий через несколько часов, я просто обязана буду рассказать им всё, даже если меня сочтут безумной.

— Тогда нам не стоит терять времени, — сказал Алан, поднимаясь на ноги. — Мариса?

На этот раз она не колебалась ни секунды.

— Я с тобой, — ответила она. Козетта тоже вскочила с тротуара:

— Вы действительно собираетесь нам помочь? — Увидев, что Алан и Мариса кивнули, она захлопала в ладоши.

— Жаль, что Джон этого не слышит, — сказала она. — Он считал, что вы не придадите этому значения.

— Запомните, я буду ждать несколько часов, — крикнула им вслед Роланда.

Алан оглянулся и помахал ей рукой. Он знал, что Роланда отчасти права. Это дело полиции. Но законы логики не действовали в этом странном мире, который выглядел как обычный, но подчинялся другим правилам. В этом мире следовало доверять только собственной интуиции, а интуиция подсказывала, что времени у них совсем немного.

— Это далеко? — спросил он у Козетты. Дикарка помотала головой и ускорила шаги. Алан взял Марису за руку, стараясь не отставать.

— Спасибо, — сказал он. — За то, что пошла со мной, и за всё остальное.

— Я была бы сильно разочарована, если бы ты не оставался преданным своим друзьям.

Алан не был уверен в своей преданности Изабель. Та девушка, которую он встретил на острове, была скорее незнакомкой, чем давней подругой. Его преданность предназначалась той Изабель, которую он знал когда-то давно. И еще призракам из воспоминаний, от которых невозможно было избавиться.

IV

Изабель не могла поднять глаза на Джона. Она подошла к рабочему столу и стала завинчивать колпачки на тюбиках с краской. Важность его вопроса тяжелым грузом легла на ее плечи. Да, Рашкин чудовище, но всё же...

Если он не умрет, погибнем все мы.

Закрытые тюбики выстроились в аккуратный ряд, Изабель подошла к мольберту, подняла брошенную на пол кисть. Незаконченная картина приковывала ее внимание, словно ангел мщения требовал продолжения работы. Но это решение оказалось неверным. Нельзя ожидать, что кто-то другой исправит твои ошибки после того, как ты притворилась, словно проблемы не существует.

Всё дело в том, что она слишком хорошо научилась отрицать очевидное.

Изабель взяла жестянку с растворителем, сняла крышку, плеснула немного жидкости в стеклянную банку, опустила туда кисть; потом сделала несколько круговых движений и сосредоточенно следила за разводами остатков краски. Казалось, это занятие полностью поглотило всё ее внимание.

— Изабель, — негромко окликнул ее Джон.

Она всё еще не могла взглянуть ему в глаза. Мягкое сочувствие в его голосе угнетало сильнее, чем гнев. Если бы он кричал на нее, ей было бы легче. Сострадание казалось непереносимым.