Онлайн книга «Орхидея в мотоциклетном шлеме»
|
Внизу. На контрольной точке. Значит — пешком… Сначала туда, потом обратно. За ним, с помощью, которую еще найти надо… Ой, мама… — Сейчас, — говорю, — выхожу к тебе. Жди. А что делать?! Когда я его нашел, он улыбался бледными от боли губами. — Херня, — говорит, — Дим. Я кажется, ошибся. Ты, конечно, посмотри, но перелома, похоже, нет. Вывих сильный, растяжение — имеют место быть. А кости вроде целы, напрасно я паниковал. Если так — то идти смогу, а это главное… Киваю, соглашаясь. Мне, конечно, — два рюкзака тащить, да и его самого время от времени. Но это проще, чем вниз-вверх бегать, да еще за идиота этого переживать: как он там, один в лагере… А если что не так?! Бррр… — Ты, — спрашиваю, — откуда летел-то? Руку поднял, показал на уступ прямо над нами. Я прикинул — метров двадцать будет. Чтоб для городского человека было понятно — примерно шестой этаж. Это если в доме потолки высокие… Хорошо, что кусты внизу, а не осыпь. Или, того хуже, — обломки какие острые. Участок реки-то скалистым можно назвать… — Ну, ни хрена себе, — вздыхаю. — А ты как думал, — улыбается. Угу. Ты б на себя в зеркало посмотрел, думаю. На лице — ни кровинки… Посмотрел его ногу — кости, вроде, и вправду целы. Но вывих такой, что… А-а-а… Махнул рукой, взялся поудобнее за ступню. — Терпи, — говорю. Он губу прикусил, кивнул. Я примерился, дернул. Как он не заорал — до сих пор не понимаю. Отдышались. Я ему ботинок аккуратно ножом подрезал, снял. Содрал носок. Нда, опухло серьезно… Достал из нарукавного кармана штормовки пузырек с йодом и бинт, сделал «сеточку», потом перетянул покрепче. Он — опять не кричал, только стонал сквозь зубы. Да капли пота на лбу выступили. Крупные. Я засунул себе в рот две сигареты, прикурил, одну ему в зубы вставил. Подымили. — Ну что, — говорю, — пойдем? — Пойдем, — кивает. До лагеря добрались уже в сумерках. Он, по-моему, пару раз терял сознание от боли. Но — дошли. Я сбегал на речку, притащил свой спиннинг, рыбацкий рюкзачок и дохлый, врать не буду, улов. Наловился. Ага… Приготовил ужин. Заставил его съесть миску гречневой каши и напоил сладким чаем. Ночью он несколько раз, забываясь, стонал от боли, но утром выглядел уже почти прилично. Даже опухоль на ноге чуть-чуть спала. Значит — все правильно делаем. Собрал лагерь, распихал все по рюкзакам, еще раз осмотрел его ногу, новую «сеточку» йодом нарисовал, перебинтовал. — Значит так, — говорю, — Серег. Играем с тобой в Чебурашку и крокодила Гену. Помнишь: «Я понесу вещи, а ты понесешь меня»? — Помню, — усмехается. — Посох мне вырежи, так легче будет… — Посох, — вздыхаю, — это само собой… Тронулись. Несмотря на то, что шли вниз, а не вверх, до вечера сделали только половину дневного перехода. Да еще и нога у него опять опухла. Беда. Палатку ставить не стали, я по-быстрому сварил ужин на костерке, потом засунул его в спальник, залез в свой и моментально отрубился. Устал. За ночь опухоль на его ноге опять спала. Да и сам он сказал, что спал почти нормально, на удивление. Я сбегал, умылся в ручье, мы позавтракали и пошли дальше. …Видимо, мы немного ошиблись с выбранным темпом. Да и, к тому же, чем ниже мы спускались, тем сильнее припекало жаркое южное солнце. Короче, к обеду вымотались так, что на ногах не стояли. Правда, прошли — прилично, даже местность почему-то не очень знакомой показалась. Решили, что — хорош. Нашли живописную полянку рядом с древним, на удивление отлично сохранившимся дольменом, я кое-как разбил что-то похожее на лагерь, развел костерок, сбегал к реке за водой. — Как ты, Серый? — спрашиваю. — Да вроде ничего, — отвечает. — Только устал как собака на одной ноге-то скакать… — Понимаю, — говорю. — Да херня, — отмахивается. — Тут-то уже — дойдем. Какие проблемы. Вот, помню, нас однажды на Эльбрусе буран прихватил… — Слышь, — смеюсь, — «буран». Ты меня со своей альпинистской братвой не путай. Я в ваших делах — чайник чайником… — Да нет, — улыбается, — ничего, нормально держишься. А давай, кстати, водки выпьем! У нас же осталась, так какой смысл ее дальше вниз тащить. Да и мне «обезболивающее» лишним не будет. — Давай, — киваю. — Сейчас только пожрать приготовлю… — Угу, — соглашается. Процесс готовки, правда, немного затянулся. Пока я перекурил, пока палатку как следует закрепил, пока то да се. Короче, к тому времени, как я разлил «по первой», уже начало смеркаться. Там, наверху, на заснеженных склонах еще царил яркий, чуть по-вечернему розоватый свет, а здесь, в лесистой долине, уже вовсю наваливалась плотная южная темнота. Потрескивал, рассыпая искры и высвечивая багровыми бликами высящийся рядом с палаткой древний дольмен, задумчивый вечерний костер. Шумела перекатами шальная горная речушка. Дымился, остывая, котелок с заваркой. Хотелось поговорить. Но сначала — выпили. Отдышались, задымили сигаретами. Он поуютнее устроил рюкзак за спиной, закинул руки за голову. — А вот интересно, — говорит, — Дим, ты ж вроде историк по образованию? — Да нет, — отвечаю, — филолог. А какая на хрен — здесь и сейчас — разница?! — Большая, — вздыхает. — Видишь дольмен этот? — Вижу, — жму плечами. — И что? Он опять вздыхает: — А вот был бы историк, рассказал бы, кто, когда и зачем эту херню здесь построил. Веришь или нет, но я их за свою жизнь столько здесь, на Кавказе, перевидал — всегда интересно было… |