Онлайн книга «Орхидея в мотоциклетном шлеме»
|
— Да вот, — отвечаю. — Валяюсь на диване, книжку читаю. Толстую. И вроде как — не очень интересную. Но бросить — жалко… — Понятно, — тянет. — А Машулька где? — Да Бог ее знает, где она носится, — фыркаю. — Куда-то по своим таинственным делам умчалась. И откуда только она эти дела именно по выходным выкапывает? К вечеру, правда, обещалась быть… — Все ворчишь, — смеется. — Ворчу, — соглашаюсь. — А что делать? За неделю на работе устал как собака, ехать куда-то тусовать — лениво. В бассейн уже съездил, дежурный километр проплыл. Футбол по телевизору — говно полное. Завтра, в воскресенье, — еще ничего, а сегодня — так вообще голяк. Да еще и книга попалась… — Что, неинтересная? — спрашивает. — Да может, и интересная, — вздыхаю — Вот только переводная. А как у нас переводят в последнее время — сам знаешь. «План по валу, вал по плану». Тьфу. Ни стыда, ни совести, ни умения слова в предложения выстраивать… — Да, — тянет, — не повезло тебе… — Не повезло, — соглашаюсь. — Ну, тогда, — ржет, — у меня есть предложение, от которого ты точно не сможешь отказаться… — Это какое еще такое предложение?! — интересуюсь настороженно. …А то в позапрошлый раз мы с ним после подобного начала беседы с парашютом прыгать отправились. В Ватутинки. А перед этим — улетели в Сочи сноуборд осваивать. Оно мне надо?! В прошлый раз, правда, справедливости ради, — обошлись пивом под бильярд… Может, и в этот раз пронесет?! А то что-то не готов я сегодня к подвигам… — Да ты не бойся, — смеется. — У меня просто в твоем районе встреча назначена была. А человек не смог. А погода на улице — сказка. Весна. Может, давай выберемся в Серебряный Бор, погуляем? А потом уж определимся, что дальше делать… Я за окно выглянул. Солнце. Небо в лужах отражается, с высоты четырнадцатого этажа — какое-то особенно ослепительно синее. — Давай, — говорю, — согласен. Уже начинаю одеваться. Вот только главу дочитаю. А ты, кстати, где сейчас? — Да у тебя под окнами, — хохочет. — Выходи давай… Ну, оделся, спустился. Машину его на охраняемую стоянку у нас перед домом загнали. Да и пошли потихоньку. От моего дома до Серебряного Бора — ровно десять минут ходьбы. Это если неспешным шагом… …Идем, разговоры разговариваем. На улице — красота. Где-то плюс пятнадцать тепла. Солнце. Ну, я уже говорил. Снег по обочинам еще, конечно, не весь стаял, но асфальт уже сухой. Дети помладше — в «классики» прыгают, в «штандер». Постарше — на роликах гоняют. Идиллия. Блин. Остановились, купили по бутылочке пива. А что? Выходной. Имеем право… …А вот и мост через реку. За ним — лес. Налево, наискосок через «конечную» автобусную остановку. И всё — совсем-совсем по-другому. Сумрачно, тенисто. Таинственно. Холодно. Снег лежит толстым, еще только-только начинающим подтаивать слоем. А воздух — уже все равно весенний. Вместо шума машин слышно, как ручейки журчат. Пусть они еще под почти полуметровым слоем снега — а все равно слышно. Идем не спеша, курим. Молодец Руслан, что вытащил. Пробродили с часок, поболтали о разных пустяках, да и уселись на скамеечку неподалеку от реки, на пригорке. В самом лесу все-таки еще прохладно, а здесь уже весна в полную силу царствует, даже земля сухая. Лед на реке практически растаял. И настроение соответствующее — философское. А на соседней скамейке влюбленные целуются. Он — немного мешковатый очкарик. Такой… медвежонок, можно сказать. Плюшевый. Ага. Она — спортивная такая девица, в туго обтягивающих длинные стройные ноги коричневых вельветовых джинсах. Смешные. Я сигареты достал, закурил. — Знаешь, — говорю, — Русланыч, что-то мысль в голову пришла, не могу не высказать… Он фыркает: — Ну, если не можешь не высказать, тогда говори… Я усмехаюсь. — Ну вот, — философствую, — посмотри на этих красавцев. Если нас с тобой взять да рядом с этим тюфяком поставить, еще неизвестно, кто для данной, отдельно обозначенной девицы будет выглядеть привлекательнее. Мне в последнее время мой возраст вообще никто не дает. Какие такие сорок с лишним?! Тридцать три — тридцать четыре, да и то — от силы. Про тебя уж и не говорю. Молодые. Обеспеченные. Абсолютно уверенные в себе. Успешные. Свободные. Одетые в дорогие и, смею надеяться, со вкусом подобранные шмотки. Ты — если приглядеться, конечно, — еще и известный. Звезда фактически. Просто мало кто ассоциирует твою небритую в данный момент физиономию с тем лощеным типом, что с телевизионной картинки по вечерам к нам в гости приходит. И слава Богу, кстати. А то и не потреплешься вот так, спокойненько, на свежем-то воздухе. «Поклонники таланта» порвут к чертовой матери. Замучаешься текущую политическую ситуацию в стране комментировать. А вот целоваться в парке на скамейке — уже не можем. Почему, интересно? Молодость закончилась? Так почему тогда я этого не чувствую… Рус хмыкает и вытаскивает у меня из пачки сигарету. Прикуривает. — Умеешь же ты, — говорит, — людям настроение портить… — Ну, извини, — хмыкаю в ответ. Он глубоко затягивается. — А ведь действительно странно, — выдыхает. — Я, когда за Ленкой год назад ухаживал — чего только ни делал. Цветами всю ее квартиру завалил. Из универа встречал ежедневно. По клубам водил. Очень красивая любовь была. Да почему была? И сейчас — очень красивая. А вот так, на скамейке, в парке — никогда не целовались. Первый раз ее поцеловал, когда домой провожал, в машине. Хотел в щечку чмокнуть, а получилось, что в губы уткнулся. И тут же — развернулись и ко мне поехали. А утром я уже к ее родителям потрусил, говорить, что решили пожениться. Она у меня дома осталась, ей страшно было… — А как родители восприняли? — улыбаюсь. — Да нормально, — жмет плечами, — восприняли. Сказали: «Наконец-то!». А у тебя с Машкой как было? — У меня, — смеюсь, — вообще служебный роман. Ходили-ходили, смотрели друг на друга. Я как-то на вечеринке одной к ней подкатился — отшила. Ну, думаю, и Бог с тобой, золотая рыбка. Не больно-то и надо. Врал сам себе, конечно, но — гордость есть гордость. Даже если и дурацкая. Но общаться продолжали, нам вместе интересно было. А потом в командировку в Питер поехали, а когда вернулись, я шмотки собрал — и к ней. Ну, как к ней… Квартиру сняли. Я же все, что у меня было, Наталье оставил. Там все-таки двое детей. Это уже, знаешь, Русланыч, даже не любовь. Куда серьезнее. Это — судьба… |