Онлайн книга «Дочки-матери»
|
– Да ты совсем не изменилась, Иннушка, – он хитро прищурился, – не то что я: обрюзг, растолстел. – Неправда. – Не спорь с батюшкой, – весело приказал он, – пойдем. Ты ж с дороги? – Да. – А где багаж? – Вон, – она кивнула на чемодан. Павел отпустил Инну, легко поднял тяжелую ношу, от которой у нее самой успела заболеть рука, и отвел гостью в дальний придел. Там совсем по-мирски была оборудована маленькая кухонька: электрический чайник, микроволновка, буфет, стол, два стула. – Присаживайся, Иннушка, – пригласил он, пристроив чемодан у двери, и начал хлопотать. На столе появилось печенье, сыр, колбаса, хлеб. – Не надо беспокоиться, – робко возразила Инна. – Еще чего? – возмутился Павел. – Ты ж от самой Москвы толком небось не ела. – Нет. – Вот и попей чайку как следует. Через пару минут Инна, глядя на батюшку, весело жующего бутерброды, и сама перестала смущаться. Она почувствовала, как сильно проголодалась: вчера даже не вспомнила о еде, а сегодня только кофе выпила перед прибытием. – Я ведь от Саши сбежала, – призналась она. – Давно я понял, что ты с ней не справляешься, – Павел расстроенно покачал головой, – по письмам твоим видел. – Не думала, что будет так тяжело. – Инна отодвинула кружку. – Когда у матери на душе мира нет, – он смотрел на нее, прищурившись, – дитя тоже воюет. Говорил тебе, отправляй дочку ко мне на лето. Мы бы подружились с ней. Каждый год ведь просил! Она виновато молчала, втянув голову в плечи. – Саша обижена на тебя, – Инна отвела взгляд, – поэтому я ей и не предлагала ехать. Она такая бескомпромиссная выросла! – Себя в юности не узнаешь? – Павел усмехнулся. – Узнаю, – Инна вздохнула, – только не понимаю, что теперь делать. – Меняйся, Иннушка, – глаза его лучились теплом, – матерью становись, руководи. Порядок нужен в семье, а власть ребенка до добра не доведет. Что ты вся сгорбилась под чувством вины? – Стыдно, – тихо прошептала она. – Я много думал, – Павел вздохнул, – только время не повернешь вспять. От себя самой и близких людей не спрячешься. – Если бы не я… – Не ты одна виновата, – Павел внимательно посмотрел Инне в глаза, – я согрешил с тобой по желанию. Моя вина. Маша была смертельно больна. На то воля божья. А ты отдалась по любви, родила дочку – продолжила жизнь. Господь простит. – Сама себя не могу, – Инна дрожала: ложка постукивала о края кружки, в которую она впилась от волнения, – это же я все подстроила! Понимаешь? Тогда, еще в Москве… Она говорила сумбурно, путаясь и спотыкаясь: нелегко было объяснить, что именно натворила шестнадцать лет тому назад. Как ни старалась, Инна не сумела рассказать все толком, но Павел каким-то образом понял ее. – Мама чувствовала, – глаза его наполнились болью, – перед смертью сказала, что оступилась ты. Просила помочь ради дочки. А я не смог… Они сидели молча. Инна смотрела в свою чашку, а Павел разглядывал лицо женщины, которая много лет назад была одержима дьявольской, способной на чудовищный обман, любовью к нему. – Прости меня, – произнесла она хрипло. – Простил, – батюшка ласково улыбнулся, – только Сашеньку перестань от меня прятать. Я ж сколько раз приехать хотел! А ты – предлог за предлогом… – Приезжай, – неуверенно пригласила она. – Ладно, – Конунг рассмеялся прежним задорным смехом, – время придет. Сейчас уж не до поездок: деток малых надо на ноги поднимать. – Ты что, женился?! – А то! – Он лихо закрутил ус. – Двойняшки Ленушка с Машенькой родились. Напасть такая – одни девки! – Не может быть, – Инна почувствовала острый укол самолюбию: она-то думала, в жизни Конунга больше не будет женщин. Он ушел от нее в церковь. Бросил с маленьким ребенком на руках, чтобы замаливать грехи, и тут – двое детей?! – Сама знаешь, как от меня девки родятся, – подмигнул он, делая вид, что не прочитал ее мыслей, и стал вдруг серьезным: – Сашенька ненавидит меня? – Она и меня ненавидит, – Инна вздохнула, – возраст такой. – Поговори с ней по-людски, – попросил он, взяв руку Инны в свои теплые и ласковые, как прежде, ладони, – взрослая она уже, все поймет. Да и нельзя лгать собственному ребенку: он тут же солжет в ответ. Инна неуверенно кивнула. – Ты вот что, Иннушка, подожди меня здесь, – попросил Павел, – в пять храм закрою и тебя довезу. Ты же в Симеиз собралась? – Я уже и не знаю… – Съезди хоть на недельку, – он ободряюще улыбнулся, – там все как прежде. Побудешь с собой наедине, подумаешь. Тебе на пользу пойдет. Зимний Симеиз был похож на заброшенную деревню: ни людей, ни машин. Словно все вымерли. Павел оставил Инну у калитки, а сам даже в дом не стал заходить – заторопился в обратный путь: «Матушка к ужину ждет». – Ты завтра заедешь? – жалобно спросила Инна. – Попробую, – кивнул он, – да ты не бойся! Скажешь только, у отца Павла живу, и никто тебя во всем поселке пальцем не тронет. – А могут? – Лихие люди везде водятся, – Павел улыбнулся, – но ты не думай! В моем доме как у Христа за пазухой. – Я, наверное, скоро уеду, – Инна прижала ладони к горячим щекам, – не могу без Сашеньки. – Вот и умница, – Конунг положил ласковую руку поверх ее ладони, – возвращайся на Рождество, будет дочке подарок. А в Симферополь я тебя сам отвезу. Ключ, как и прежде, лежал в крошечном тайнике в фундаменте. Инна легко открыла дверь: замок работал исправно, был хорошо смазан. Видимо, несмотря на двух малых детей – девчушкам было всего-то по пять месяцев, – Павел выкраивал время, чтобы навестить родной дом и могилку матери на кладбище под горой. Уже засыпая в жарко натопленной комнате – дров хозяйственный Конунг заготовил на целую зиму, – Инна неожиданно вздрогнула и чуть не упала с кровати. Сашенька! Как же она могла забыть?! Чертов «Мерседес» этот – вдруг его хозяин объявится?! Да, он не приходил с той самой встречи во дворе, не звонил больше и не требовал денег. Но кто мог знать, что у такого человека на уме? Москва – не Симеиз. Там другие законы, и на каждом шагу опасность. Всю ночь Инна не могла сомкнуть глаз: было страшно до слез. Она хотела вскочить немедленно, уехать в Москву. Но потом сообразила, что посреди ночи, да еще зимой, из Симеиза до Симферополя ей не на чем будет добраться. И лежала, вылупив глаза в растрескавшийся от времени потолок, поджидая, когда за окном забрезжит рассвет. |