Онлайн книга «Один день, одна ночь»
|
...Только в кино храбрый и опытный полицейский точно знает, в какую сторону побежал преступник, и в два прыжка настигает его! Бросает на землю, придавливает коленкой, застегивает наручники и в это же самое время зачитывает права – желательно по-английски, для полной достоверности. В жизни капитан Мишаков ни разу таким макаром никого не настиг. Сердце колотилось в горле, и в правом боку сильно кололо. Он уперся руками в колени – папка мешала ему ужасно, – некоторое время подышал открытым ртом и побрел обратно к подъезду. Кино, твою мать!.. Мишаков обрушился на лавочку, мокрой рукой вытер мокрый лоб и прищурился на солнце. Кто это был, хотелось бы знать?.. Почему кинулся бежать?.. Зачем приходил к старухе?.. – Это не ваши? И под носом у него оказались пыльные темные очки. Очки держали тонкие длинные пальцы без всякого маникюра, и, поднявшись взглядом по этим пальцам, по незагорелой руке, по круглому плечу, капитан уставился в лицо Марии Поливановой. Он немного посмотрел на нее, а потом опять на очки. – Мои, – сказал он хрипло. – Дайте сюда. Кажется, она удивилась. Он стал совать их в нагрудный карман, хотя никакого кармана на его футболке не было. Она стояла и смотрела. – Что это вы так помчались? – спросила писательница наконец. – Вон даже очки уронили!.. Вас Софья Захаровна выставила пинком под зад? – Откуда вы знаете, что я помчался? – Я из лифта видела. Он наконец догадался зацепить очки за ворот. – А человека видели? – Какого человека? – Который бежал? Маня подумала секунду и села рядом. – Видела, – согласилась она. – Вот же этот человек! И она ткнула в капитана пальцем. – Да не меня! Того, за кем я... – он хотел сказать «погнался», но слово было уж очень глупое. – Который от меня рванул! – Не заметила, – призналась Маня. – Я только видела, что вы через перила скакали, и еще подумала – зачем?.. – Значит, надо было!.. Поливанова сбоку на него посмотрела. По виску у капитана тек пот, прозрачная капля оставляла за собой влажный след, и волосы на шее все стали мокрые. Он то и дело облизывал губы, и вид у него был мрачный. – У этой вашей Софьи Захаровны есть родственники? Маня пожала плечами: – Есть, конечно. По-моему, дочь или даже две. И внуки. Только она со всеми в ссоре. Ей кажется, что они мечтают отобрать у нее квартиру, а ее саму сдать в дом престарелых. Вот на прошлой неделе жаловалась Викусе, что они ее в конце концов в гроб загонят. Собираются отравить толченым стеклом или мышьяком, что ли. Про мышьяк все понятно, тогда как раз сериал про Пуаро показывали. – Поливанова помолчала и пояснила: – Викуся – это моя тетя. – Которая приезжает раз в год по обещанию и за вами совсем не смотрит? Сергею Мишакову очень хотелось сказать ей какую-нибудь гадость, только все никак не придумывалось. Что-то такое, чтобы ее задело. Вот хоть про тетю!.. Но Поливанова только засмеялась. – Это вы от Софьи Захаровна сведения почерпнули? Она у нас такая! – Какая? – Ну-у, несчастная, одинокая, старая!.. Кругом враги у нее. Это, знаете, особый сорт людей! Они всегда находятся как будто в окружении в Брянских лесах, и поэтому им приходится быть начеку. Моя тетя совсем другая. Она легкомысленная, милая, ее все любят, вот Софье Захаровне и кажется... Поливанова говорила и рылась в потрепанном портфеле, который пристроила на лавочку между собой и Мишаковым. Он поневоле косился на ее руки, производившие работы в недрах портфеля. Вот мелькнула черная записная книжка, потом чехольчик для очков, серебристая спинка компьютера, упаковка прокладок. Капитан отвернулся. – Держите. – Она сунула ему в ладонь увесистую пузатую бутылочку, полную холодной воды. Горло у капитана моментально ссохлось и слиплось окончательно, и он понял, что сейчас просто-напросто умрет от жажды. Должно быть, пить поливановскую воду было поражением, признанием ее превосходства и вообще неправильно, но он схватил бутылочку, почти вырвал у нее из рук, отвинтил крышечку и, закинув голову, стал лить воду в свое изнемогающее горло. Он вылил почти всю, перевел дыхание и громко икнул. – Извините. Она промолчала. Мишаков допил воду и тщательно завинтил крышку на пустой бутылке. – Мария Алексеевна, – выговорил он медленно, опасаясь снова икнуть, – вы мне рассказали правду? – В каком смысле? – насторожилась Маня. – В прямом. Вы рассказали мне все, как было? Она пожала плечами. Плечи у нее оказались красивые, и грудь под легкой белой маечкой... выдающаяся. Капитан покосился, отвернулся и опять покосился. – Нет, может, я что-то и пропустила или забыла! Но ничего серьезного, уверяю вас. Алекс бы вспомнил и поправил. У него особенность такая, он все запоминает, замечает, ничего не пропускает. – Да? – спросил пришедший в раздражение капитан. – Мне так что-то не показалось. – Тем не менее, – сказала она довольно холодно. Наконец-то ему удалось ее задеть. Ну, конечно! Для нее кудрявый чучмек – царь и бог, она от него в восторге пребывает, и весь остальной мир должен пребывать тоже. Посмей только усомниться, на клочки порвет!.. Мишаков подкинул бутылку, поймал, посмотрел сквозь зеленое стекло на жестяное раскаленное солнце и спросил: – А вот вам покойного Кулагина совсем не жалко? – Совсем, – отрезала Поливанова. – Мне жалко его дочку. Жену, пожалуй, жалко, хотя она неприятная особа! Но я на самом деле думаю, что у них теперь все наладится. – Это что значит – наладится? – Заживут они себе тихо, мирно и прекрасно. Без ссор, без драк, без оскорблений. Вот чего я терпеть не могу, так это когда унижают людей. Особенно зависимых, понимаете?! Эта дуреха, его жена, во всем от него зависела. А он этим пользовался, сволочь. И еще гордился, что в любую минуту может ее в порошок стереть. Ребенка отобрать грозился! – А мог? – Что? – Отобрать-то? Это сейчас модная тема! Все друг у друга детей таскают, особенно там, у вас. – Это где же... у нас?.. – Да вот где писатели, артисты! Еще фигуристы всякие. Сначала женятся, потом разводятся, ну а потом начинают детей воровать. То муж их в своем замке спрячет, то жена в Лондон увезет, и все это по телевизору показывают! Дети плачут, прочие родственники дерутся. Красивая жизнь, одним словом. |