Онлайн книга «Прелат»
|
В углу что-то пришло в движение, послышался омерзительный писк. Элеонора напрягла зрение и заметила, как из соломы выбрались две здоровенные крысы. Они, словно смотрели на девушку, размышляя, – жива она или нет? – начать свою трапезу сейчас или несколько позже? Элеонора разрыдалась от собственного бессилия. Она хотели бросить в крыс туфлю, но, увы, ноги были босыми – похитители вытащили её спящей прямо из постели. * * * Жиль лежал на грязном вонючем полу темницы, руки его были скручены за спиной кожаным ремнём, во рты по прежнему торчал кляп. Он перевернулся на спину, согнул ноги, плотно прижав их к груди, и так как был весьма поджарым, не успев ещё располнеть на матушкиных харчах, попытался перекинуть руки вперёд. Жиль пыхтел от натуги, затёкшие руки плохо слушались и, преодолевая мягкое основание, где у всех людей располагается тазобедренный сустав, он окончательно выбился из сил и теперь не мог вернуться ни в исходное положение, ни достичь заветной цели. Невольно он взмолился: «Господи! Помоги мне! Я непременно разберусь, отчего монахи стали похищать людей!» Видимо Всевышний услышал молитвы юноши, и, сочтя его обещание полезным, или, по крайней мере, интересным, помог перекинуть руки через согнутые ноги и освободиться от пут. Наконец Жиль избавился от надоевшего кляпа, челюсти буквально сводило от боли, губы пересохли, хотелось пить. Но, увы… Он встал и прошёлся несколько раз по темнице, глаза постепенно привыкали к сумраку. И вот окончательно придя в себя, он почувствовал запах гниения. О, этот смрадный аромат испорченного мяса, был ему прекрасно знаком! Жиль, уже различая в темноте предметы, увидел страшную картину: на стене висел истлевший труп женщины. При жизни, она, вероятно, была блондинкой, потому как остатки светлых волос свешивались на её костлявую грудь. Узника затошнило и чуть не вырвало. В довершении всей этой ужасной картины, Жиль различил, как из груди несчастной появилась мордочка крысы… Он не выдержал: голова закружилась, ком подкатил к горлу, затем низверглись рвотные массы, распространяя в удушливом помещении ещё более отвратительный запах. Сколько прошло времени, Жиль не знал, очнувшись на гнилой соломе в мрачной вонючей темнице, в соседстве с иссохшим трупом. Пытаясь сесть, он неожиданно нащупал рукой нечто холодное. При ближайшем рассмотрении, это нечто оказалось серебряным крестом, изрядно потемневшим от времени, размером примерно в пядь [39] . Как он сюда попал и сколько пролежал в куче гнилой соломы и человеческих отходов, можно было только предполагать. – Теперь я смогу сделать кинжал… Я им просто так не дамся… – решил Жиль, осматривая стены темницы, пытаясь найти выступающий камень, дабы заточить о него основание креста. * * * Поздно вечером, после захода солнца, когда церковные колокола пробили вечернюю зарю, Рене де Шаперон и его слуга, Фернандо Сигуэнса, достигли ворот монастыря Святого Доминика, что недалеко от Шоле. Рене подъехал к воротам и трижды, как это принято, постучал специальным медным кольцом, торчащим из них, дабы привратник-монах услышал, что прибыли гости или паломники. Смотровое оконце тотчас отворилось. – Кто вы? По какому делу? – поинтересовался монах. – Я – Рене де Шаперон! Со мной профессор алхимии, приглашённый настоятелем Арманом. Ворота открылись, путники проследовали во внутренний монастырский двор. Рене и профессор спешились, конюх-монах принял лошадь и мула на своё попечение. Рене, проведший в этих стенах всё детство и юность до восемнадцати лет, прекрасно знал, что монахи не спят, так как предстоит ещё отстоять вечерню [40] . Он вошёл в привычный трапезный зал, по спине пробежал холодок, но более – ничего. «Почему в Рош-сюр-Мен у меня было чувство, словно кто-то подгонял в Шоле? И вот я здесь… Я ничего не чувствую. А что я вообще должен чувствовать? В монастыре я прожил всю жизнь, эти стены стали мне родными, хоть я и посещал время от времени отца… Кстати как он? Надо завтра его навестить… Почему я сразу не отправился к нему?» На последний вопрос Рене не успел дать ответа. В зал вошёл настоятель Арман. – О, Рене де Шаперон! Рад видеть тебя, мой дорогой друг! Приятно возвратиться в родные стены? – настоятель обнял прелата. Рене невольно отпрянул, его обдало холодом… – Да почти два года не был я в монастыре? Здесь всё по-прежнему? – Конечно, можешь не сомневаться. Только отец Климентий скончался прошлой зимой от старости. Ты его помнишь? – Да, славный был человек. – А это кто с тобой? Привратник доложил, что якобы прибыл профессор Фернандо Сигуэнса. Тот поклонился. – Да святой отец, как только получил ваше приглашение, то непременно решил его принять, после некоторой заминки… Настоятель внимательно посмотрел на профессора и продолжил мысль: – Которая стоила обритой головы. Уж не в подземелье ли ратуши Сомюра вы лишились своих волос? Фернандо замялся, не зная, что ответить. Рене пришёл ему на помощь. – Вы, как всегда, проницательны, настоятель. Могу заверить вас, что профессор – истинный католик и не имеет отношения к тёмным силам. Ведь знание металлов и природных элементов не является ересью! Не так ли? Настоятель кивнул. – Истинно так, сын мой. Прошу вас потрапезничать после долгой дороги. Да, и твоя келья, Рене, свободна. Рене улыбнулся. – Я буду рад навестить дорогие мне стены. А мой сундук всё ещё цел? – Конечно. Ты наёдёшь в келье всё так, как и оставил два года назад. Профессора же я размещу в другом помещении. Рене совершил чудовищное усилие, дабы не выдать своё любопытство и недоумение по поводу внезапно возникшего у настоятеля интереса к алхимии. Тот в свою очередь, словно прочитав мысли собеседника, сказал: – Ты удивлён моей тягой к алхимии? – Откровенно говоря, – немного… – признался Рене. – Я хочу провести некий опыт. И, если тебе будет интересно, то сможешь принять в нём участие, – произнеся сию фразу, настоятель улыбнулся, его глаза сверкнули зловещим огнём. Рене поймал себя на мысли, что поведение святого отца, по крайней мере, выглядит странно и вообще, что-то не то в его облике… Но что именно он пока не мог понять и решил не торопить события. * * * Де Шаперон уединился в своей келье, открыл сундук и убрал в него оружие, арбалет и колчан с десятью болтами [41] , недавно изготовленными на заказ в Орлеане, снял пояс с ножнами, в которых покоился меч, и семь метательных ножей. |