Книга Рукопашная с купидоном, страница 18 – Галина Куликова

— Послушайте, молодежь! — весело заявил Николай Ефимович. — Пойду-ка я в свой кабинет. У меня дел по горло, а вы тут общайтесь. Кстати, — обратился он к Агашкину. — Может быть, вы тоже пойдете? Домой?

— Нет уж, — рявкнул тот. — Сначала я дождусь, пока уйдет этот.., этот… — Он никак не мог подобрать подходящее слово. Ничего-оригинального не придумал и выпалил: — Этот болван.

— Кто, я болван?! — вскипел Болотов.

Ему только показалось, что он взял себя в руки и остыл. На самом деле все в нем клокотало. Поэтому он схватил со стола папку с бумагами и, не задумываясь, швырнул ее в Агашкина. Папка ударилась о напруженное тело, глухо сказала: «Пум!», и на пол из нее полетели страницы с печатным текстом, утяжеленные официальными печатями и подписями.

— Швыряться?! — закричал в свою очередь Агашкин, бросился было на Болотова, но под ногу ему попалась плотная глянцевая страница, он поскользнулся и загрохотал на пол.

Лайма и Шепотков начали его поднимать, но тут дверь широко распахнулась, и в кабинете появился прилизанный узкоплечий тип, похожий на нуждающегося студента.

— Привет, — довольно нагло сказал он и показал частокол острых и длинных зубов, которыми можно было легко компостировать билеты. Обежал взглядом разбросанные по полу бумаги, заметил Агашкина на четвереньках и радостно спросил:

— Работаете?

— Здравствуйте! — Из пересохшего горла Лаймы, словно тяжелый бильярдный шар, выкатилось приветствие.

Она сразу поняла, кто пришел. Боже мой, это просто какая-то пародия на Джеймса Бонда! Но делать нечего — придется играть, по его правилам.

— Дорогуша, ты готова? — поинтересовался зализанный тип, который наверняка отзывался на имя Вадим. — Машина внизу. — И он покрутил на пальце ключи с хвостиком брелока. — Давай шевелись, подружка.

Вид у него был самоуверенный, даже наглый. Лайма посмотрела на него с неожиданным раздражением. Зачем ему понадобилось выдавать себя за ее приятеля? Придумал бы что-нибудь другое: например, приехал чинить компьютер или прочищать вентиляционные трубы. Или фантазии не хватило?

— Вы кто? — с невероятным апломбом, спросил Агашкин, продолжая стоять на четвереньках.

— Друг, — не моргнув глазом, ответил «студент». — Близкий друг.

— Лайма! — вскричал потрясенный Болотов. На его лице заходили желваки. — Что за игру ты затеяла? Как получилось, что у тебя образовалось сразу три очень близких друга?

Лайма моргнула. Родина родиной, но остаться старой девой ей не хотелось. Поэтому она набрала в грудь побольше воздуха и выпалила:

— Это мой брат.

Вадим перестал крутить ключи на пальце, шевельнул бровями и, вероятно, оценив обстановку, серьезно подтвердил:

— Ну да. Я брат.

— О! — протянул Болотов с кривой ухмылкой. — Что-то я о вас никогда не слышал.., брат.

В своем светлом щегольском костюмчике он был похож на ощетинившегося домашнего кота, который мордой к морде столкнулся с помоечным пронырой.

Проныра напустил на себя немного важности и ответил:

— Мы с Лаймой недавно нашли друг друга.

— Где же вы жили все эти годы?

— В детском доме, — быстро соврал тот. — В Хибинских горах. Мать отдала меня туда потому, что я постоянно болел.

— Алексей, я тебя очень прошу мне поверить, — сказала Лайма с нажимом, подойдя к Болотову вплотную. Взяла его за пуговицу рубашки и потянула на себя — для убедительности. — Я тебе потом все объясню. А сейчас нам с Вадимом нужно ехать по делу. Как только освобожусь, я тебе позвоню, хорошо?

— Лайма! — взвизгнул Агашкин. — Ты забыла обручальное кольцо! Мое кольцо! Наше с тобой кольцо!

— Возьми свое кольцо, — зловещим голосом посоветовал Болотов, поймав его за штаны, — и подари его своей собаке.

— Лайма, — негромко сказал Шепотков, схватив ее за рукав. — Ты хочешь оставить этих типов на меня? Прошу тебя, не делай этого! Их надо как-то отсюда выкурить. Боюсь, самому мне с ними не справиться. Они могут затеять драку и побить горшки с общественными традесканциями.

— У нас есть вахтер, — прошипела та, отчаянно переживая, что связному приходится так долго ждать. — Скажите ему, пусть выдворит их на улицу.

— Вахтер поехал за надувным матрацем, — напомнил директор. — А больше тут нет никого подходящего.

— Лайма, давай быстрее, — капризным тоном потребовал Вадим и первым вышел из кабинета.

Обреченно махнув рукой, она последовала за ним. У Джеймса Бонда оказалась слабая спина и острые лопатки, выпиравшие наружу, словно цыплячьи крылышки. Лайма шла позади, едва не наступая ему на ноги. Так было легче, чем идти рядом. О чем они будут разговаривать, идя рядом? О погоде?

Болотов, Агашкин и Шепотков остались в кабинете, и Лайма старалась не думать о том, чем может закончиться их столь близкое знакомство. Она позвонит Болотову потом, когда вернется… Если вернется. Если ее не отправят на подводной лодке в Персидский залив или не выбросят с парашютом над какой-нибудь пустыней Такла-Макан.

Возле входа их поджидала пыльная машина с затемненными стеклами. Вадим уселся за руль, а Лайма по собственному почину забралась на заднее сиденье. В салоне было душно, дыхание сбилось, и состояние чудовищного волнения снова накрыло ее с головой. Может быть, есть хоть какой-то шанс повернуть назад? Отказаться? Она полезла в сумочку за носовым платком, но он, как назло, куда-то задевался, и нечем было промокнуть лоб.

— Что вы там возитесь? — нелюбезно спросил Вадим, выруливая на шоссе.

Машину он вел аккуратно, ехал в среднем ряду и держал дистанцию. Его худые руки лежали на руле уверенно, как-то очень по-мужски.

— Потеряла платок, — коротко ответила Лайма.

Вадим потянулся к «бардачку» и достал оттуда упаковку бумажных салфеток.

— Утритесь, — бросил он через плечо.

Лайма почувствовала в его голове презрительное превосходство и немедленно ощетинилась.

— Зачем вы представились моим близким другом? — накинулась она на него.

— А что? Вы же не замужем.

— Но у меня есть жених! И он как раз находился в кабинете. Он ужасно рассердился. Понимаете, что вы наделали?

— Да ладно, — фыркнул тощий Джеймс Бонд. — Когда мужчина ревнует, женщина хорошеет. Можете теперь мечтать о примирении, это всегда успокаивает.

Лайма хотела поджать губы, но приступ головокружения ей помешал. Тогда она закрыла рот ладонью и пробормотала:

— Меня тошнит!

Вместо того чтобы затормозить или хотя бы обеспокоиться, противный тип меланхолично сообщил: