Книга После любви, страница 124 – Виктория Платова

Я вообще ничего не чувствую.

И потому никак не реагирую на не-Шона, по ходу легко вытащившего нож из деревянной подставки. А спустя совсем непродолжительное время становится ясно, что нож приготовлен совсем не для меня – для выложенного кафелем куска стены: он расположен в нише за вытяжным шкафом. Со стороны входа этот участок кухни не просматривался.

«Трак-трак-трак» – именно такой звук издает один из кафельных квадратов, когда не-Шон поддевает его ножом. Запустив руку в открывшийся провал, бармен вынимает оттуда плотный толстый конверт желтого цвета, больше похожий на бандероль. И только потом поворачивается ко мне.

– Вот то, что отдал мне Франсуа перед своим отъездом. Я должен был вернуть ему это. Ему… или тому, кто придет вместо него. Держите, конверт ваш.

Последний привет от Фрэнки перекочевывает мне в руки. Игра закончена, главный трофей получен, его очертания туманны, но я надеюсь, что скоро, очень скоро, они прояснятся. А вместе с ним прояснятся и обстоятельства смерти Франсуа Пеллетье. И он больше не будет для меня дельфиньим фанатом. Парнем, не удержавшимся в Иностранном легионе. Парнем, знающим толк в винах и сырах. Парнем, который не умеет целоваться. Парнем, чье умение вести телефонные разговоры на хорватском передалось ему от матери, уроженки Сплита. Парнем, проделывающим пижонские трюки с монетами.

Он станет чем-то большим.

Ведь от того, что скрыто в конверте, зависит и моя собственная судьба.

Не судьба Мерседес Торрес, обаянию которой я поддалась настолько, что захотела стать ею, – нет. Судьба Сашa Вяземски. Или лучше вернуться к Саше Вяземской?

Я русская.

Я все еще – русская.

– Надеюсь, это вам поможет.

В голосе не-Шона мне слышится нежность. Его молодого друга нет в живых, но нежность не умерла, она все еще с ним, потому и переносится на того, кто пришел вместо Франсуа.

– Я тоже надеюсь. Нет, я уверена… То, что оставил Фрэнки, спасет много жизней.

Горячая, порывистая, неопытная – иногда такие впадают в пафос, и это простительно, это вполне объяснимо. Сейчас я не играю роль девушки, которая работала с Франсуа на последнем задании,– я действительно верю, что содержание конверта спасет если не много жизней, то хотя бы одну.

Мою.

– Будьте осторожны, – напутствует меня бармен.

– Буду.

– И если вам понадобится помощь… Вы всегда можете найти меня здесь. И вы всегда можете на меня рассчитывать.

* * *

…Блокнотный листок с дельфином.

Как и следовало ожидать – он оказался абсолютно пуст. Но большего, чем быть просто бумажным листком на доске declarations d'amour [48] , от него и не требовалось. Все это время, с тех пор как Фрэнки (или бармен по указанию Фрэнки) повесил его на доску, листок выполнял роль тайного знака. Дорожного указателя, подтверждающего: вы на правильном пути.

То ли благодаря счастливому стечению обстоятельств, то ли благодаря интуиции, разбуженной и обострившейся под влиянием вируса Мерседес, я все сделала правильно. Я вписалась в поворот, не проскочила развилки и вовремя заметила дорожный указатель, за что была вознаграждена желтым конвертом, больше похожим на бандероль.

Но ничего этого не было бы и интуиция мне нисколько бы не помогла – не вытащи я из кармана монету с иероглифами. В этом и заключается главная загадка: как монета из живота рыбы, выловленной у побережья Марокко, оказалась монетой Фрэнки?

Я всегда верила в случайные встречи, которые меняют судьбу человека или определяют ее на довольно продолжительное время.

Но не в такие. Это было бы слишком.

Ответ знает Ясин. Ответ может дать Доминик. Но оба они слишком далеко отсюда, следовательно, и ответа я не получу, придется обходиться своими силами и своим воображением. А оно-то как раз и нашептывает мне: не заморачивайся, Сашa, прими произошедшее как данность, рано или поздно все прояснится.

Рано или поздно. Да.

А пока я должна быть просто осторожной.

На этом настаивал не-Шон. И не просто настаивал: «Cannoe Rose» я покидаю совсем другим путем, чем тот, которым пришла сюда. Не-Шон выпускает меня через дверь на кухне, такую же малозаметную, как и кафельная стена с тайником. Мы лишь на минуту задерживаемся на пороге; отсюда (из-за света, идущего из кухни)хорошо просматривается маленький глухой двор, он засажен кустами сирени. Двор полон звуков, которые редко производит человек: легкое потрескивание, неясный, полный скрытого томления шепот; шуршание, щелчки, глухие удары. Так разговаривает между собой листва, сплетаются ветви. Так корни, причмокивая, сосут влагу из почвы, так расправляют крылья насекомые; и воздух – он сладок и почти осязаем, он то и дело вспыхивает яркими искрами, их происхождение неясно: то ли это крохотные электрические разряды, предвещающие грозу, то ли светляки, сбившиеся с пути.

Я вошла под своды бара в сумерках, теперь же стоит ночь.

– Вы на машине? – тихо спрашивает не-Шон.

– Да. Оставила ее неподалеку от входа.

– Сейчас вы пройдете через дворик. В углу – арка и проход на улицу Арми Ориент. Как только окажетесь на улице, сразу сворачивайте вправо и идите вперед. Через минуту-две упретесь в Лепик. И снова направо.

– Это все?

– Будьте осторожны. Ваша машина, надеюсь, не слишком бросается в глаза?

Я тотчас вспоминаю обтекаемые футуристические формы гибрида «Астон-Мартина», «Порша» и «Феррари».

– Не слишком.

– Отлично. Франсуа приходил сюда пешком.

– Это его не спасло. – Я снова говорю жестокие вещи, и не-Шон снова прощает меня.

– Вы помните, что я сказал?

– Что я все время должна поворачивать направо.

– Что вы всегда можете положиться на меня.

– Спасибо.

– Удачи…

Сирень будет цвести следующей весной и вряд ли я увижу, как она цветет. Увидеть – означало бы остаться в Этом городе как минимум месяцев на семь, еще и еще раз вернуться в «Саппое Rose», включившись в игру «Тайный агент» (в нее с упоением играет не-Шон). И я полагаю – Фрэнки был не единственным, кто оставлял информацию в тайнике. Развеселый бар всегда был наводнен шпионами и сотрудниками конкурирующих спецслужб. Кто-то из них привел Фрэнки, кто-то – так же, как и Фрэнки, – мог распроститься с жизнью ради общего дела.

Как правило, остающегося незамеченным.

Как правило, преследующего самые разные, радикально противоположные и постоянно меняющиеся цели.

Неизменен только бармен.