Онлайн книга «После любви»
|
Вот кем была третья Мерседес. Настоящая и единственная. – …Фрэнки не был в одиночестве. – О, да! Он был с вами. Он приехал в Марокко, чтобы следить за мной, а оказался в обществе русской… Нужно отдать ему должное – интуиция его не подводила, и он чувствовал, что кольцо вокруг него, такого смелого, такого отчаянного, сжимается. Он чувствовал, что совершил ошибку, отправившись сюда один и положившись на любовницу. А тут возникли вы. Возможно, он надеялся, что вы… Хоть вы поможете ему, а вы привели его прямиком к месту казни… – Это была случайность. – Конечно. Вы могли выбрать любое другое место. Но почему-то слишком долго нахваливали старый форт. Не его любовница, а вы погубили его, Сашa. – Нет. – Да. Слободану хватило времени, чтобы перерезать провода в распределительной коробке у форта и спрятаться наверху с бритвой и прибором ночного видения… – Он не мог сделать это один… – Я обращаюсь напрямую к Алексу, как будто Слободана вовсе нет в комнате. – Конечно, нет. Вас с недоумком вело несколько человек, которых вы даже не видели. А если видели, то никогда о них не вспомните. Но наверху мой мальчик был один. И все сделал сам. – А потом укрылся в доме на углу? – Верно. И чтобы вы не проклинали несчастную Мерседес… Она ведь ненамного пережила своего припадочного романтика. – На два часа. – Слободан оказывается прямо передо мной и присаживается на корточки. И смотрит на меня суженными мертвыми глазами серийного убийцы. – Я прикончил ее, не выпуская из объятий. В ту ночь она трахалась особенно хорошо. – Не нужно этих сальных подробностей, Слободан. – Алекс морщится. – Видишь, нашей гостье не нравится то что ты говоришь… Я с удовольствием бы плюнула сербу в лицо, но не могу разжать губ. И лишь с трудом выдавливаю из себя: – Пошел ты!.. – Не надо так нервничать, – даже сейчас Алекс хочет быть миротворцем. – Остальное вы знаете, Сашa. И, честно говоря, я не надеялся больше вас увидеть. Ваш побег – это чудо. А ваш друг толстяк – настоящая находка. Жаль, что у щенка Франсуа не оказалось такого друга. И жаль, что вы не успели стать ему таким другом. А вы могли бы… Если бы у вас было чуть больше времени… Но у вас его нет. – Нет. Зачем тогда было все это представление? Зачем этот подонок навязал мне встречу и зачем вы… корчили из себя черт знает что, сидя в той комнате? – В комнате, которую дурачок использовал для работы? Все собранные вами бумаги не имеют ни малейшей ценности. Это бумаги недоумка, он имел склонность к макулатуре. И к систематизации проделанной работы. Фотографии, возможно, имеют ценность, но их больше нет, правда? Винтовки и аппаратуру принес Слободан, так сказать, для большей убедительности. Для эффектной картинки. Но он унесет их обратно к себе, как только все будет кончено. – И телевизор из прихожей? – И его. – Я не собираюсь там больше оставаться, – глухо рычит серб. – Тебе придется там остаться еще на несколько дней. – В голосе Алекса появляются металлические нотки. – Сейф, кстати, тоже пуст. А в компьютере, который вы с таким пылом пытались вскрыть, нет ничего, кроме компьютерных игр. Это компьютер подружки недоумка. – Мерче-маравильоса, – почти напеваю я, раскачиваясь. – Мерче – сокращенное от Мерседес. А маравильоса… Что скажешь, Слободан? – Великолепная. – Слободан произносит это, осторожно отделяя один слог от другого. – Эта сучка была шикарной любовницей. Так что все соответствует истине. Надеюсь, моя машина тебе понравилась. – Зачем был нужен этот спектакль? – я пропускаю замечание серба мимо ушей. – Зачем? – переспрашивает Алекс. – Вы появились в Париже, хотя должны были сидеть в марокканской тюрьме. Иса сообщил нам, что вы бежали, у него есть свои осведомители. И потом, когда вы позвонили, то назвались Мерседес. Это было странно, этого я не ожидал. Мне нужно было услышать историю вашего чудесного спасения из первых рук. Насколько оно было случайным. И не стоит ли за одинокой русской кто-то еще. Вот вы ее мне и рассказали. Всю. Без лишних подробностей, но подробности всегда можно домыслить. Эта история похожа на правду, Слободан? – Слишком невероятна, чтобы быть ложью. Такого не придумаешь. Лапы грязного серба тянутся ко мне и срывают с шеи медальон. Продолговатый и тонкий серебряный брусок с иероглифами. Сегодня днем он сам повесил его на меня: подарок от юноши из боснийского Сараева, потерявшего старшего брата-художника, навсегда искалеченного этническими междоусобицами. Это, скорее всего, неправда. И не было никакого брата. Сараево, возможно, и было, но что там делал этот серб – неизвестно. Убивал. Он убивал. И убивает до сих пор. И не может остановиться. – Диктофон, – объясняет Слободан, постукивая пальцем по обратной стороне медальона. – Вмонтирован прямо в металл, а звук поступает через отверстия-иероглифы. Незаменимая штука. И очень полезная. – Запись идет и сейчас. – Мы говорим так долго, что Алекс заметно выдохся и погрустнел. – Аппаратура стоит у Слободана внизу. Я не стану стирать эту запись. Она будет напоминать мне о вас, Сашa. И еще паспорт. Он настоящий и принадлежал той самой неистовой шлюшке Мерседес. Должно быть, ваш друг купил его у продажных полицейских, на которых повесили бесперспективное дело испанки из Нюрнберга. Коррупция когда-нибудь обязательно разрушит мио, нуда бог с ней, если она способна творить такие чудеса. Ведь ваша история – чудо, Сашa. Разве нет? Я молчу. – Только оно вас не спасет. К сожалению. Рано или поздно полоса удачи заканчивается. И это время для вас наступило. Я молчу. – Мне будет не хватать вас. Но и оставить вас в живых я не могу. Вы сразу же сдадите меня с потрохами. Разве нет? Я молчу. – Значит, я прав. Что ж, прощайте, удивительная русская. Дело есть дело. Ничего личного. Ты сделаешь все как нужно, Слободан? – Конечно… Алекс поднимается и бросает на меня прощальный взгляд. Чертовски красивых глаз больше не существует. А через несколько мгновений перестану существовать и я. Сашa Вяземски. Русская Сашa Вяземская, пробывшая в роли испанки Мерседес Гарсия Торрес всего лишь сутки. Страха я не чувствую – лишь громадную усталость и тупое желание покончить со всем прямо сейчас. Все, что случилось со мной после любви, сделало меня иной, но совсем не сделало счастливой. Кто знает, может быть, в том, что я присоединюсь к Фрэнки и еще многим, жившим когда-то, и будет заключаться настоящее счастье? Кто знает… Единственные, о ком я буду скучать, – это Доминик и Эс-Суэйра. Но о них я подумаю позже. На небесах. Или в аду. Какая разница, где думать о том, к чему ты привязана? |