
Онлайн книга «Штормовой день»
Казалось, Молли колеблется, входить ли, но потом, видно, решившись, ускорила шаг. Сзади фигура ее внезапно показалась мне устрашающей. Молли прошла в конец коридора, я — за ней, а затем, войдя в открытую дверь, мы очутились в чердачном помещении, преображенном с помощью круглого окна в подобие мастерской художника или бильярдной, потому что к одной ее стене был прислонен массивный кожаный диван на дубовых ножках и с дубовыми же подлокотниками. Теперь эта просторная и холодная комната была превращена в столярку, где царил Джосс в окружении кресел, сломанных картинных рам, стола с гнутыми ножками, кусков кожи, инструментов, гвоздей, а также газовой плитки, на которой грелась неряшливого вида кастрюлька с клеем. Облаченный в поношенный синий фартук, Джосс был поглощен обивкой одного из кресел. Он тщательно натягивал кусок красной кожи на сиденье кресла, одновременно беседуя с развлекавшей его разговором молодой девушкой, которая без всякого интереса взглянула, кто вошел, и моментально прервала свой приятный тет-а-тет. Молли сказала: — Андреа! — И тут же, уже не столь резко: — Андреа, я не знала, что ты встала. — О, я уже несколько часов как на ногах! — Ты завтракала? — Мне не хотелось есть. — Андреа, это Ребекка. Ребекка Бейлис. — А, да. — Она внимательно посмотрела на меня. — Джосс рассказал мне о вас все. — Здравствуй, — сказала я. Она была очень молоденькая, очень тонкая, с длинными русалочьими волосами, свисавшими по обеим сторонам лица — хорошенького, если не считать глаз, слишком светлых и выпученных, чего никак не скрывала неумело наложенная косметика. На ней были неизбежные джинсы и хлопчатобумажная рубашка, производившая впечатление не совсем свежей и, без сомнения, надетой прямо на голое тело. На ногах у нее были сандалии, выглядевшие как бахилы хирурга — полосками: зеленая и лиловая. На шее у нее висел ботиночный шнурок, а на нем — тяжелый серебряный крест, отдаленное подобие кельтского. Вот и Андреа, подумала я. Андреа, которой так скучно в Боскарве. Было неприятно думать, что они с Джоссом обсуждали меня. Интересно, что он ей сказал. Она не шелохнулась — продолжала сидеть, оседлав стул и облокотившись на тяжелый стол красного дерева. — Привет, — сказала она. — Ребекка остается здесь, у нас, — сообщила Молли. Джосс поднял глаза. Во рту у него торчали обивочные гвоздики, глаза сверкали любопытством, клок черных волос упал на лоб. — Где же она будет спать? — спросила Андреа. — По-моему, дом полон под завязку. — В спальне в конце коридора, — решительно сказала ее тетка. — Джосс, сделай мне, пожалуйста, одолжение. Он аккуратно выплюнул гвоздики в ладонь и поднялся, запястьем смахнув волосы с лица. — Отвези Ребекку сейчас к миссис Керноу и скажи ей, что Ребекка переезжает к нам. Потом помоги ей вернуться с вещами обратно в Боскарву, хорошо? Тебя это не очень затруднит? — Ничуть, — сказал Джосс, при этом лицо Андреа приняло скучающе-отстраненное выражение. — Я понимаю, что тебе это очень некстати — ведь ты работаешь, — но это настолько облегчит дело… — Меня это вовсе не затруднит. — Положив свой молоточек, он принялся развязывать узелок на фартуке. Он бросил взгляд на меня: — У меня уже входит в привычку возить Ребекку туда и обратно. Андреа фыркнула пренебрежительно или нетерпеливо — было трудно сказать, — быстро встала и вышла из комнаты с таким видом, будто нам еще повезло, что она не хлопнула изо всех сил дверью. А я опять вернулась к началу, оказазшись с Джоссом, втиснутая в его колымагу. Мы молча выехали из Боскарвы, пересекли строящийся участок мистера Пэдлоу и, очутившись на склоне холма, направились в город. Молчание нарушил Джосс. — Ну, вот все и устроилось. — Да. — Как вам понравились ваши родичи? — Я не всех видела. Я не встретилась с Гренвилом. — Он вам понравится, — сказал Джосс, словно подразумевая, что уж он-то понравится. — Мне все они понравились. — Это хорошо. Я смотрела на него. На нем была его синяя матерчатая куртка и сине-белый свитер с высоким отложным воротником. Профиль его был непроницаемым. Я чувствовала, что легко могу вспылить. — Расскажите мне об Андреа, — попросила я. — Что вы хотите знать об Андреа? — Не знаю. Просто хочется, чтобы вы мне рассказали. — Ей семнадцать лет, и она думает, что влюблена в одного парня, знакомого по художественной школе; ее родители его не одобряют, поэтому ее и сослали к тете Молли. И ей здесь дико скучно. — Похоже, она выбрала вас в свои конфиданты. — Здесь ей не с кем больше поговорить. — А почему бы ей не вернуться в Лондон? — Потому что ей только семнадцать. У нее нет денег. И думаю, что не хватило храбрости пойти наперекор родителям. — Чем же она заполняет свое время? — Не знаю. Я же здесь не целыми днями нахожусь. По-моему, она поднимается не раньше, чем к обеду, а потом слоняется и смотрит телевизор. Боскарва населена стариками. Трудно винить ее за то, что она скучает. Я машинально сказала: — Скучают только скучные люди. Изречение это некогда вдолбила в меня из самых лучших побуждений одна мудрая директриса. — Боже, как жутко назидательно! — заметил Джосс. — Я случайно. Он улыбнулся: — Неужели вам никогда не было скучно? — Рядом с моей мамой скучно не было никому. — «У тебя плохой характер, но не скучно мне с тобой», — пропел он. — Вот именно. — Судя по всему, она была женщина что надо. В моем вкусе. — Так считало большинство мужчин. Когда мы прибыли на Фиш-лейн, выяснилось, что миссис Керноу нет дома, но у Джосса оказался ключ. Мы вошли в дом, и я поднялась наверх уложить мой рюкзак, а Джосс занялся написанием записки миссис Керноу, в которой все ей объяснял. — Может быть, надо ей заплатить? — спросила я, спускаясь с рюкзаком в руке. — Я это улажу при следующей встрече. Так и в записке сказано. — Но я сама могу заплатить. — Конечно, можете, но разрешите это сделать мне. — Подхватив мой рюкзак, он пошел открывать дверь, и спорить дальше не представилось возможности. И опять мои пожитки были брошены в кузов грузовика, и опять мы двинулись в Боскарву, но на этот раз Джосс выбрал приморскую дорогу. — Хочу показать вам мой магазин. То есть место, где он расположен. Теперь, если я вам понадоблюсь, вы будете знать, где меня найти. |