
Онлайн книга «Сувенир для олигарха»
Валерий Петрович сидел в глубоком черном кресле с резной деревянной спинкой и подлокотниками, на которых были вырезаны две оскалившиеся волчьи морды. Он был одет во все черное: в черный костюм тонкой дорогой шерсти, черную водолазку и узкие черные очки. На среднем пальце его левой руки красовался массивный серебряный перстень с изображением черепа, а пальцы правой руки украшали татуированные перстни, по которым знаток уголовной геральдики мог бы прочитать богатую событиями биографию Штопора и определить его нынешний, достаточно высокий статус в уголовном мире. Штопор внимательно оглядел представшее перед его светлыми, точнее, темными очами чудо природы и без тени усмешки осведомился: — Что ты там моим орлам говорил про Юрия Львовича? — Велели мне передать, кто его замочил. Штопор снял черные очки. Глаза его оказались маленькими, острыми и злыми. Он скрипнул зубами, по напряженному лицу пробежала короткая нервная судорога. — Выйдите! — коротко приказал он своим, молча стоявшим, телохранителям. Те беспрекословно покинули комнату. Приказы Штопора здесь не полагалось обсуждать. — Кто? — спросил Штопор, сверкнув глазами. — Хорек, — так же коротко ответил ему алкаш. Его лаконичность объяснялась не мужественной сдержанностью, а предельным изнуряющим похмельем, из-за которого любое лишнее слово было для него мучительно труднопроизносимо. — Хорек, — медленно повторил Штопор, — похоже на него! Он, падла, всегда на понятия плевал! Круче всех хотел быть! Лицо его окаменело и стало внушать такой страх, что несчастный алкаш подумал: не зря ли он пошел на поводу у рыжей лахудры и согласился выполнить дипломатическую миссию. Штопор неожиданно встал, задрал черную водолазку, обнажив мускулистый поджарый живот и мощную волосатую грудь. — Вот его работа, доктора покойного! — ткнул он пальцем в ровный короткий шрам. — Рядом с сердцем пуля засела, если бы не он, давно бы лежал Штопор на Серафимовском! Каждый день буду поминать Юрия Львовича, панихиду закажу лучшему попу, хоть и не православный он был, хоть и еврей! Раньше за здравие свечки ставил, теперь буду за упокой его души! А Хорьку, гаду, шкуру живому спущу! Не я один Наппельбаума добром вспоминаю! Мало того, что пулю из меня вынул, так еще выходил, как отец родной! Неожиданно в лице Штопора мелькнула злобная подозрительность, он схватил алкаша за выцветшую футболку, подтянул к себе и прорычал: — А кто тебя прислал? Кто тебе сказал про Хорька и про доктора? — Баба.., молодая такая… — Что еще за баба? — Такая.., рыжая.., красивая… — Тебе и коза красивая, — рявкнул Штопор, — ты толком говори, кто такая, откуда взялась? — А я почем знаю? — растерялся алкаш. — Пришла такая.., вся из себя… Хочешь, говорит, дядя Миша, сотенную заработать? Кто же от сотенной откажется? Ты вот, например, отказался бы? — Я, — Штопор удивленно посмотрел на своего неказистого собеседника и вдруг громко расхохотался, — от сотенной?.. Ой, не могу! Ой, уморил! Да нет, дед, пожалуй, что не отказался! — Ну вот видишь! А ты — человек не бедный! По всему ведь видать, что не бедный! — Да это с кем сравнивать, — засмущался Штопор, — если, скажем, с Вовой Лазоревским, так можно сказать, просто нищий… А ежели с тобой, так и правда, не бедный… — Ну вот видишь, — солидно проговорил алкаш, явственно радуясь подтверждению своей правоты, — она, рыжая-то, мне только полтинник дала, сказала, что второй полтинник ты мне отвалишь, когда я тебе все расскажу. Так что ты уж того.., не обидь старика! — Да не бойся, дед, не обижу! Уж от полтинника-то Штопор как-нибудь не обеднеет! — А еще она велела тебе сказать, — вспомнил алкаш, — где этого Хорька найти можно… — Ну и где же? — спросил Штопор, не дождавшись продолжения. — Говори, дед, не зли меня! Я, знаешь; какой нервный? — А мне бы… — засмущался алкаш, — как бы это.., полтинничек получить? А то, я ведь понимаю, ты не обеднеешь, да только как бы ты.., это.., не забыл потом про меня, кто я такой. — Ну ты и клещ, — восхитился Штопор, — ну и клещ! — Ты, это, не в обиду… — смущенно проблеял алкаш, — а только полтинничек бы мне… — На, дед, держи, мельче нет! — Штопор протянул алкашу стодолларовую купюру. — Молодец, за свое глотку перегрызешь! — Ах ты… — растерялся алкаш, — как же это мне.., я этих-то, зеленых, в жизни в руках не держал.., мне бы простых, нашенских.., а то мне такие и не поменяют, скажут, украл дядя Миша… — Ну, дед, достал ты меня, — разозлился Штопор, — уже доллары тебе не деньги! Ладно, тебе ребята мои поменяют! Давай, говори, чего еще тебе та рыжая велела, а то правда рассержусь! — Ты не серчай, не серчай, — засуетился алкаш, — не обижайся, мы люди темные, в этих вещах не разбираемся… Велела эта рыжая передать, что Хорек сегодня вечером будет на углу Художников и этого… Освещения. — Просвещения, что ли? — уточнил Штопор. — Во-во! Просвещение, Освещение — по мне один хрен! Там гаражи, так он будет в третьем от угла. Ворота, сказала, железные, красные… Стрелка у него там, что ли… — Ничего, дед, не перепутал? — Штопор взглянул на алкаша, как удав на кролика, но тот смело выдержал взгляд. — Смотри у меня! Будешь тут сидеть, пока мы не вернемся, если что не так — наизнанку выверну… — Я и так жизнью давно наизнанку вывернутый! — с неожиданной философской тоской проговорил алкаш. — Коли ты меня теперь обратно вывернешь, может, оно и лучше, может, я заново человеком стану! А только мне тут сидеть никак невозможно… — Это еще почему? — изумился Штопор, который не привык, чтобы ему перечили. — Потому что мне непременно поправиться надо! — чуть не простонал алкаш. — Я с самого раннего утра мучаюсь! Теперь вот вроде и деньги есть, а никакого мне облегчения! — Ну, дед, с этим у тебя точно проблем не будет! — Штопор рассмеялся. — Вот тебе, не мучайся! — И он плеснул в стакан хорошую порцию золотистого французского коньяку. Алкаш присосался к стакану. Глаза его увлажнились, на них выступили слезы счастья. Лицо порозовело, он даже как будто помолодел. Справившись с содержимым стакана, он поднял на своего благодетеля умиротворенный взор, в котором светилась готовность к дальнейшим подвигам. — Ну как, дед, — осведомился Штопор из чистого любопытства, — понравилось пойло-то? Небось, ведь никогда в жизни такого пробовать не приходилось?. |