Онлайн книга «Когда боги спят»
|
Потом до конца службы стоял и думал, что он — типичный продукт безбожного времени, случайно попавший в некий исторический период поиска Бога. Как во времена Владимира, который прежде чем принять христианство, испытывал веры. А поиск — это еще не сама вера и не религиозность — скорее, попытка через обряд, через строгое и точное его исполнение приобщиться к идеологии и, может быть, обрести относительный покой. То есть человек в конечном итоге думает о себе, а не о Боге. Он испытывает веру, он выбирает, и это уже есть ложь, ибо вера — явление, изначально лишенное права выбора. Она есть или ее нет. Он вышел из мечети с таким же чувством, как выходил из православных храмов — без ощущения покоя и благодати. Ничто не сотрясло душу, не пронзило ее божественным дыханием; и те, кто приходил совершать намаз, тоже выходили с обеспокоенными лицами и уже переговаривались и переругивались по-русски — механизаторы и доярки спешили на колхозную ферму, где закончилось сено и придется опять давать солому… Хамзат ни о чем его не спросил — своим пронзительным чекистским оком все увидел, а скорее всего, сам находился в состоянии испытания веры и отлично понимал, что происходит. — Бог нас не слышит, — заключил он. — Безбожники мы. — Может, они спят, боги? — предположил Зубатый. В любом случае, начальник охраны укрепился и вел машину почти до утра, пока не приехали в Малоярославец. Зубатый дремал и, когда вскидывал голову, видел напряженное и сосредоточенное лицо Хамзата. — А пожалуй, спят, — сказал он однажды. — Как бы тогда терпели, видя, что на земле делается. Остановились в местной полупустой гостинице, едва достучавшись до дежурной, и когда расходились по номерам, Хамзат неожиданно подтвердил догадки Зубатого. — Я завтра с тобой пойду. — Куда? — В монастырь, — сказал уверенно. Встали около одиннадцати, наскоро умылись, позавтракали и отправились пешком. Свято-Никольский монастырь отыскали скоро, вернее, пока еще его исторические ворота с надвратной иконой Богоматери. Тут же рядом оказалась женщина с одутловатым лицом, самодеятельный и добровольный гид. Она рассказала, как в эту чудесную икону французы стреляли из ружей во время знаменитого сражения под Малоярославцем, но попасть ни разу не смогли, пули ложились рядом и до сих пор видны следы — их не заштукатуривают, чтоб люди помнили о чуде. — А что часто тут чудеса случаются? — спросил Зубатый. — Как же! Явление Божьей матери тем же французам было, они испугались и побежали. Господь это место держит под неусыпным наблюдением. Говорила очень чисто, культурно, выдавая свое прошлое воспитание. — Значит, боги не спят? — спросил Хамзат. Женщина задумалась, поддергивая концы платка, после чего тяжело вздохнула. — Знаете что? Дайте на бутылку и идите-ка отсюда! Зубатый дал ей денег, на что Хамзат блеснул взором и замахал руками. — Зачем дал? Это не женщина! Не человек! Зачем пьет? Женщина не может пить вино! Сам монастырь стоял на склоне холма, и его территория, от центральных ворот до развалин на задворках, была покатой, и лишь возле палат игуменьи ее выровняли и превратили в клумбы, на которых еще торчали помороженные цветы. Встретила их монахиня средних лет, как выяснилось, мать-экономка, выслушала и пообещала спросить настоятельницу, примет ли она и когда. Хамзат получил разрешение осмотреть монастырь и, чтобы не мешать, сразу же отправился вдоль крепостных стен, а Зубатый остался на скамейке среди клумб. Он сидел и высматривал Снегурку, однако все женщины, молодые и старые, обряженные в черное, казались на одно лицо. Были тут и совсем молоденькие, в серых, бесформенных одеяниях — то ли прислуга, то ли послушницы, ходили мимо туда-сюда, таскали ведра, что-то копали на заднем дворе и пробегая мимо, стреляли глазками на чужака, тогда как женщины в черном передвигались, не поднимая взора. Зубатый просидел около часа в ожидании приема настоятельницей, однако быстрее вернулся Хамзат. — Я видел ее. — Кого? — Морозову. Она здесь, в коровнике навоз чистит. Он знал, к кому ехал Зубатый! И сейчас просто в разведку сходил… — Ты что, разговаривал с ней? — Зачем разговаривал — так видел. — Ну иди, погуляй еще. Игуменья вышла к нему через два часа — женщина за пятьдесят, веселая, улыбчивая и взгляд открытый. — Что же вы на улице-то? — спросила так, что он сразу простил долгое ожидание. — Вас не пригласили в помещение? — Мне здесь было хорошо… — С чем же вы пришли? — У вас находится женщина, Зоя Павловна Морозова… Веселость настоятельницы вмиг улетучилась. — Кто она вам? — Сотрудница, работала председателем избиркома… — Что вы хотите? — Встретиться, поговорить. Остались незавершенные дела и вопрос о ее работе… — Сейчас с ней лучше не встречаться, — заявила настоятельница. — Да и вряд ли она сама пожелает. А с работой… Да, я понимаю, но все равно взяла ее. Через некоторое время приедет и уволится. — Что с ней случилось? — Зубатый не знал, как продолжать разговор. Она ответила неопределенно: — Что?.. А что случается с людьми в безбожном мире? — Где же ее внучка? — У нас в приюте. — Все-таки, что произошло? Я знаю Морозову тридцать лет, всегда была честным, верующим человеком… — Не нужно это обсуждать, — перебила настоятельница. — У нее сейчас очень тяжелый период… — Могу ей чем-то помочь? — А вы хотите этого? — Она близкий мне человек. — Ну что же… — она потеребила четки. — Идемте со мной. И только шагая за этой царственной женщиной, он наконец-то понял, что Снегурка ушла в монастырь. В общем чего-то подобного следовало ожидать, но почему именно сейчас? Что все-таки произошло? Долгая болезнь внучки или обстоятельства, связанные с юродивым старцем? Морозова уже вычистила коровник и теперь бросала навоз на разболтанную, хлипкую тележку, в постромки которой была запряжена краснолицая девица лет двадцати в сером балахоне. Снегурка даже головы не подняла и ни на секунду не оторвалась от работы, однако девица кинулась к игуменье, поклонилась, сложив ладошки ковшиком. — Благословите, матушка! — Где остальные? — строго спросила настоятельница. — А Вечерка загуляла, так к быку повели! — с удовольствием объяснила послушница. — Матушка Антония велела… |