Книга О, я от призраков больна, страница 53 – Алан Брэдли

Бу-у-ум! Бу-у-ух!

Казалось, это продолжается целую вечность. Я утомилась смотреть.

Какой-то голос манил меня — призыв, которому я не могла сопротивляться.

«Кто ты? — хотела прокричать я. — Кто ты?»

Но голоса у меня не было. Больше ничего не имело значения.

Я прикрыла глаза от звездного сверкания и почти сразу же открыла их, когда вознеслась огромная медно-зеленая комета с хвостом мерцающих желтых искр, словно какой-то небесный дракон, поднялась в небо и взорвалась прямо над головой с сотрясшим землю грохотом.

Ракета славы, вспомнила я, мысленно загибая пальцы и считая ингредиенты: сурьма… железные опилки… хлорат калия…

На миг я подумала о Филлис Уиверн, адресате моего подношения, и о том, как печально, что от нее ничего не осталось, кроме череды туманных образов на катушках черной пленки.

Еще я подумала о Харриет.

И уснула.

Они все собрались вокруг моей кровати, их лица нависали надо мной, будто я видела их через выпуклую линзу. Карл Пендрака предлагал мне полоску жевательной резинки «Свит сикстин», в то время как обе мисс Паддок протягивали одинаковые чашки дымящегося чая. Инспектор Хьюитт стоял, обнимая за плечи жену Антигону, молча рыдавшую в изящный кружевной платочек. В изножье кровати неподвижно стоял отец, по бокам от него — мои бледные сестры Офелия и Дафна, и все трое выглядели так, будто их долго тошнило.

Доктор Дарби тихо разговаривал с Доггером, который покачивал головой и отводил взгляд в сторону. В углу, спрятав лицо в плечо мужа Альфа, миссис Мюллет дрожала, словно осиновый лист. За ними тетушка Фелисити перебирала какие-то бряцающие предметы в недрах крокодилового ридикюля.

Викарий отошел от края моей кровати и прошептал в ухо своей жены Синтии что-то вроде «цветы».

В тенях сновали и другие люди, но я не различала их. В комнате было жарко и пахло плесенью. Должно быть, кто-то открыл старый камин и разжег огонь. Запах сажи и угля — и чего-то еще — висел в перегретом воздухе.

Что это? Порох? Селитра?

Или я вернулась в душный чулан под лестницей и вдыхаю дым горящей бумаги?

Я болезненно закашлялась и начала дрожать.

Настурции, подумала я спустя долгое время. Кто-то принес мне настурции.

Однажды Даффи сказала мне довольно снисходительным тоном, что название этих пахучих цветов означает «нос вонючий». Но хотя я могла легко нанести ответный удар, сказав, что этот запах целиком и полностью объясняется тем фактом, что их эфирное масло состоит преимущественно из сульфоцианида аллила (C 4 H 6 NS), или горчичного масла, но не стала.

Временами меня одолевают приступы застенчивости.

Мы листали альбом с акварелями Харриет и наткнулись на букет красивых цветов с тонкими лепестками оттенков теплой радуги — оранжевого, желтого, красного и розового.

Внизу страницы была незаметная подпись карандашом: «Настурции, Торонто, 1930, Харриет де Люс».

Вверху, перекрывая один лепесток, стояла плотная черная печать: «Женская академия мисс Бодикот». И красным карандашом: «В–». [43]

Мое сердце захотело выпрыгнуть из груди и стукнуть кого-нибудь по носу. Какой варвар-учитель посмел поставить моей дорогой покойной мамочке такую оценку?

Я сделала глубокий обиженный вдох и проглотила комок во рту.

— Легче, дорогуша, — произнесло гулкое эхо. — Все хорошо.

Я открыла глаза, щурясь от яростного белого света, и обнаружила рядом с собой миссис Мюллет. Она быстро подошла к окну и задернула занавеску, чтобы солнце не светило мне прямо в глаза.

Мне потребовалась пара секунд, чтобы определить, где я нахожусь. Не в своей спальне, а на диване в гостиной. Я с трудом приподнялась.

— Лежи спокойно, дорогуша, — сказала она. — Доктор Дарби сделал тебе хорошенький горчичник.

— Что?

— Пластырь. Тебе надо лежать смирно.

— Который час? — спросила я, еще дезориентированная.

— Рождество уже минуло, голубушка, — сказала она. — Ты ушла и все пропустила.

Я поморщилась при мысли о приклеенном пластыре у меня на груди.

— Не трогай его, дорогуша. Ты совсем чахоточная. Доктор Дарби сказал держать его полчаса.

— Но зачем? Я не больна.

— Ты упала с крыши. Это одно и то же. Хорошо, что они сгребли снег в такую огромную кучу, не то ты провалилась бы прямо до Китая.

С крыши?

Все вернулось ко мне приливной волной.

— Вэл Лампман! — сказала я. — Марион Тродд! Они пытались…

— Хватит, — перебила меня миссис Мюллет. — Тебе нельзя думать ни о чем, кроме поправки. Доктор Дарби думает, что ты могла сломать ребро, и не хочет, чтобы ты ерзала.

Она взбила мою подушку и убрала прядь влажных волос с моих глаз.

— Но могу сказать тебе вот что, — добавила она с фырканьем. — Ее увели в наручниках на запястьях. Им пришлось буквально ее отдирать. Ты бы это видела! Как она дулась, подумать только. Прилипала ко всему, к чему прикасалась, — даже к констеблю Линнету в чистой униформе, а ему жена только что ее постирала и погладила, сказал он мне. Скорее всего, ее повесят, но никому не говори, что это я рассказала. Не предполагалось, что ты все вычислишь.

— А как насчет Вэла Лампмана?

Миссис Мюллет напустила на себя серьезное выражение лица.

— Упал, как и ты. Приземлился прямо на автомобиль мисс Уиверн. Сломал шею. Но помни, я нема как рыба.

Я долго молчала, пытаясь разобраться, как реагировать на эту, честно говоря, не неприятную новость. Похоже, правосудие само решило, как поступить с Вэлом Лампманом.

Внезапно мое сознание наполнили странные туманные образы искаженных лиц, плавающие в подернутой дымкой комнате, в которой я лежала беспомощная.

— Миссис Хьюитт, — наконец произнесла я. — Антигона. Жена инспектора, она еще здесь?

Миссис Мюллет бросила на меня удивленный взгляд.

— Не было ее. Не знаю ничего такого.

— Вы точно уверены? Она стояла прямо на том месте, где сейчас стоите вы, пару минут назад.

— Тогда она тебе приснилась, не иначе. С прошлой ночи тут никого не было, кроме меня и Доггера. И мисс Офелии. Она настояла на том, чтобы сидеть с тобой и утирать тебе лицо. О, и полковник, конечно же, когда Доггер нашел тебя в сугробе и принес в дом, но это было прошлой ночью, так вот. Сегодня он еще не приходил, бедняжечка. Беспокоится ужасно, так вот. Думаю, он найдет что тебе сказать, когда ты придешь в себя.