
Онлайн книга «Особые отношения»
— Это сложно понять, учитывая, что вы состояли в браке с мужчиной. Я киваю. — Мне кажется, именно поэтому я не сразу осознала, что люблю Ванессу. Я просто этого не понимала. У меня раньше были подруги, но мне никогда не хотелось иметь с ними никаких физических отношений. Но как только наши отношения перешли на этот уровень, стало казаться, что ничего естественнее и быть не может. Велите мне перестать дышать воздухом, а начать дышать водой — вот что означает моя жизнь без нее. — Сейчас вы называете себя лесбиянкой? — Я называю себя супругой Ванессы. Но если мне придется носить какой-то ярлык, чтобы быть с Ванессой, — что ж, буду носить. — Что произошло после того, как вы влюбились? — ведет допрос Анжела. — Я переехала к ней. В апреле в Фолл-Ривере мы поженились. — В какой момент вы обе заговорили о семье? — Во время нашего медового месяца, — отвечаю я. — После удаления матки я знала, что никогда не смогу иметь детей. Но у меня остались три замороженных эмбриона с моим генетическим материалом… и я имею супругу, у которой есть матка и которая смогла бы выносить этих детей. — А Ванесса захотела вынашивать эмбрионы? — Это было ее предложение, — отвечаю я. — И что произошло дальше? — Я позвонила в клинику и спросила, можно ли подсадить эмбрионы. Мне сказали, что мой супруг должен подписать отказ от них. Но они имели в виду Макса, а не Ванессу. Поэтому я пришла к нему и попросила разрешения воспользоваться этими эмбрионами. Я знала, что он не хочет иметь ребенка, — именно по этой причине он и подал на развод. Я искренне верила, что он поймет. — А он? — Обещал подумать. Анжела складывает руки на груди. — Во время вашей встречи вам не показалось, что Макс изменился? Я бросаю взгляд на Макса. — Раньше Макс был заядлым серфингистом. Из тех неторопливых мужчин, которые не носят часы, не расписывают день по минутам и всегда на полчаса опаздывают. Он подстригался только потому, что я ему об этом напоминала, он постоянно забывал надеть ремень. Чтобы поговорить с Максом об эмбрионах, я пришла к нему на работу. И несмотря на то, что он занимался физическим трудом, возился в саду, на нем был галстук. В субботу. — Макс связался с вами, чтобы обсудить судьбу эмбрионов? — Да, — с горечью произношу я. — Мне пришла повестка в суд, куда меня вызывали в качестве ответчицы по делу о праве их использования. — И что вы почувствовали? — задает вопрос Анжела. — Я разозлилась. И смутилась. Он не хотел быть отцом, он сам мне об этом сказал. У него даже не было постоянных отношений, насколько мне известно. Ему не нужны эти эмбрионы. Он просто хочет, чтобы мне они не достались. — Когда вы были замужем за Максом, у него были проблемы с гомосексуализмом? — Мы это не обсуждали. Но раньше я не замечала, чтобы он был субъективен. — За время вашего брака, — задает вопрос Анжела, — вы часто встречались с его братом? — Не очень. — Как бы вы описали ваши с Рейдом отношения? — Спорными. — А с Лидди? — продолжает допрос Анжела. Я качаю головой. — Эту женщину я просто не понимаю. — Вам было известно, что пятую процедуру ЭКО оплатил Рейд? — Я понятия об этом не имела, пока не услышала его показания. Для нас это было настоящим стрессом, потому что мы не знали, где достать деньги, но однажды Макс пришел и сказал, что все решил, что он нашел кредит под ноль процентов. Я ему поверила. — Я замолкаю, затем поправляю себя: — Я была настолько глупа, что поверила ему. — Макс когда-либо говорил вам о своем желании отдать эмбрионы брату и невестке? — Нет, я узнала об этом, когда он подал иск. — И как вы отреагировали? — Не могла поверить, что он так со мной поступает, — отвечаю я. — Мне сорок один год. Даже если мои яйцеклетки на что-то пригодны, страховка не покрывает расходы на лечение бесплодия, чтобы еще раз взять у меня яйцеклетки. Это в буквальном смысле мой единственный шанс завести своего биологического ребенка с любимым человеком. — Зои, — спрашивает Анжела, — вы обсуждали с Ванессой, какое отношение будет иметь Макс к этим эмбрионам, если по суду вы получите над ними опеку и у вас родятся дети? — На его усмотрение. К чему он готов. Если захочет стать частью жизни этих детей, мы поймем; а если не захочет — будем уважать и это решение. — Значит, вы не возражаете, чтобы дети знали, что Макс их биологический отец? — Нет, конечно. — И не возражаете против того, чтобы он принимал такое участие в их судьбе, какое сочтет нужным? — Да. Абсолютно верно. — Как вы думаете, к вам проявят подобную щедрость, если суд присудит эмбрионы Максу? Я смотрю на Макса, на Уэйда Престона. — Я целых два дня слышу о своем развратном поведении, о том, насколько я падшая женщина, что избрала этот образ жизни, — отвечаю я. — Да они на пушечный выстрел меня к детям не подпустят! Анжела смотрит на судью. — Защита больше вопросов не имеет, — заявляет она. Мы с Анжелой идем во время перерыва выпить по чашечке кофе. Она не отпускает меня одну бродить по зданию суда, боясь, что на меня накинутся сторонники Уэйда. — Зои, — говорит она, нажимая на кнопку кофейного автомата, — ты отлично держалась. — Твой допрос — самая легкая часть, — отвечаю я. — Твоя правда, — соглашается она. — Уэйд будет преследовать тебя, как Билл Клинтон Монику Левински. Но ты была спокойна, рассудительна и вызывала сочувствие. Она протягивает мне первый стаканчик и собирается бросить монету, чтобы купить второй, как к нам подходит Уэйд Престон и бросает в щель пятьдесят центов. — Я слышал, вы за это деньги не получите, адвокат, — произносит он. — Считайте это моим пожертвованием. Анжела не обращает на него внимания. — Зои, знаешь, чем отличается Уэйд Престон от Бога? — Она делает секундную паузу. — Бог не считает себя Уэйдом Престоном. Я смеюсь, как обычно над всеми ее шутками. Но на этот раз смех застревает у меня в горле. Потому что в полуметре от Рейда стоит, не сводя с меня глаз, Лидди Бакстер. Она пришла сюда в компании адвоката Макса, вероятно, по той же причине, что и я в компании Анжелы. — Зои, — окликает она, делая шаг вперед. Анжела берет полномочия на себя. — Моей клиентке нечего вам сказать. И становится между нами. |