Книга Земля Серебряных Яблок, страница 24 – Нэнси Фармер

— Ох, благословенные святители, он мертв!

Пронзительный вопль вторгся в мирный сон Джека.

Мальчуган вскочил на ноги и, заморгав, уставился на смятенного монаха. Монах отпрянул назад.

— Восславим Господа и Его ангелов! Мальчик жив! Прости мне, святой Освальд, что я усомнился в твоем чуде!

— В каком таком чуде? — недовольно буркнул Джек.

Его бессовестно разбудили — а ведь так сладко он не спал с самого начала паломничества!

— Чудо свершилось с тобой! — воскликнул монах. — На колени, мальчик. Должно поблагодарить Небеса.

Он рывком дернул Джека на пол, и оба вознесли молитвы. Джек охотно произносил слова благодарности: уж кто бы там ему ни помог, но боль-то ушла! В окно струился солнечный свет. Сквозь дверной проем тянулся аппетитный аромат: на огне жарилась ветчина. До чего же славно жить на свете!

— Посмотрим, что аббат на это скажет, — довольно проговорил монах, поднимаясь на ноги. — А то он вечно твердит, что святой Филиан-де посильнее святого Освальда будет.

Тараторя без умолку, он провел Джека по коридору и отпер одну из комнат. Внутри пахло затхлостью, стены были из серого камня, а в дальнем конце обозначилась слабо подсвеченная ниша. Джек явственно ощутил чье-то незримое присутствие — как тогда, у источника. Казалось, сам воздух дышал враждебностью.

«Ох, только не это, — подумал мальчуган. — Хватит с меня эльфийских стрел».

Он покрепче ухватился за посох и мысленно повелел невидимому существу держаться на расстоянии.

— Тут ведь нет привидений, я надеюсь?

— Разумеется, нет! Мы здешнего демона экзорцировали давным-давно, — заверил монах, увлекая Джека дальше. — Простецам к святым мощам допуск закрыт, но раз уж святой Освальд явил тебе милость, думаю, он возражать не будет, если ты посмотришь на его собственные.

«Что еще за мощи такие?» — недоумевал Джек.

Ниша была доверху заставлена ларцами, покрытыми резными узорами. На одном какой-то человек боролся с двумя змеями, а те грозили откусить ему голову. На другом была изображена женщина с чешуйчатыми ногами и плавниками вместо ступней.

В нише обнаружилось маленькое оконце. Осколки цветного стекла — алого, яблочно-зеленого и желтого — скреплялись свинцовыми полосками. Утреннее солнце подсвечивало их сзади, и мозаика вспыхивала огненными искрами.

— Ох! — восхищенно выдохнул Джек.

— Мило, — кивнул монах. — Это — все, что нам удалось спасти со Святого острова. Окно в часовне больше, но цвета не такие яркие. Второго такого витража, как был на Святом острове, уже не создать. А вот здесь, — гордо произнес монах, постучав по одному из резных ларцов, — сандалии святого Чеда. Отправляясь в паломничество, он отказывался ехать верхом и предпочитал идти пешим, как смиренный простолюдин.

— Может, просто лошадей боялся, — предположил Джек.

— Чушь. Святые ничего не боятся. А вот — прядь волос святого Кутберта. У одного из наших монахов на глазу была чудовищная опухоль, размером с куриное яйцо, никак не меньше. Брат приложил волосы Кутберта к веку, и с этой самой минуты опухоль пошла на спад.

Монах демонстрировал одну реликвию за другой, рассказывая про их чудесные свойства. Джек сказал бы, «магические свойства», да только магию в монастыре не жаловали. Наконец очередь дошла до ларца из китового уса. Крышка была заляпана чем-то темным.

«Кровь, что ли?» — брезгливо подумал мальчуган, рассматривая резное изображение.

На ложе из листьев, раскинув руки, лежал человек. Вьющиеся лозы оплели его, как змеи; растения словно пожирали свою жертву: еще немного — и поглотят совсем.

— А вот здесь, — благоговейно промолвил монах, — хранятся кисти святого Освальда.

— Он был живописцем? — простодушно спросил Джек.

— Нет, что ты. Кисти рук, в смысле. Когда язычники изрубили его на куски, ручной ворон святого унес кисти рук и спрятал их в кроне дерева. Это было одно из первых чудес святого Освальда.

— Вы храните здесь останки мертвого тела?

— Святые мощи, мальчик мой, — поправил монах. — Святые мощи. Короли приезжают к нам издалека, чтобы поклониться им, — и платят чистым золотом.

— Как мило, — отозвался Джек.

Думая про себя: пожалуйста, ну пожалуйста, только не надо открывать ларец!

— Я отнесу мощи в часовню; позже мы зажжем свечу, дабы поблагодарить святого Освальда за чудесное исцеление.

По пути монах оставил Джека в небольшой трапезной. Отец, брат Айден, Пега и Люси сидели за столом, который просто-таки ломился от овсяных лепешек и всяких вкусностей.

— Ты поправился! — закричала Пега и кинулась обнимать мальчика.

— Я так рад, — промолвил брат Айден.

И подвинулся, освобождая Джеку место.

— Жаль, тебя здесь вчера не было, — подхватил отец, явно забывая, что на тот момент Джек был обездвижен. — Нас угощали бараньими отбивными и курятиной.

— И медовыми лепешками, — добавила Люси.

— Они приправляют мясо пряностями, о которых я прежде даже не слыхивал, — восторженно рассказывал отец. — У них есть такой черный порошок, «перец» называется; и коричневый порошок, под названием «корица», — их из-за моря привозят.

— Да уж, кормят в монастыре отменно, — заметил Джек, поддевая ножом ломоть ветчины.

«По крайней мере, в трапезной отца Суэйна», — мысленно добавил он.

Интересно, а что достается простым паломникам? Или рабам, если на то пошло?

Монахи приходили и уходили. Все — куда более рослые и упитанные, нежели брат Айден, и куда лучше одеты; в своей истрепанной рясе тот смахивал на невзрачного воробьишку. Монастырская братия с верхом накладывала на тарелки ломти ветчины, грудинки, устрицы и сардины и окунала в подливку ломти отменного белого хлеба с толстым слоем масла.

— А на Святом острове ели так же вкусно? — полюбопытствовал мальчуган.

— О нет, — отозвался брат Айден. — Мы принимали обет бедности. Жили простой жизнью. Таскали воду, рубили дрова, возделывали поля. В свободное время молились. Я заведовал библиотекой. Боюсь, здесь библиотека в небрежении: рукописи свалены на пол, чернильницы пусты. Не хотелось бы мне, чтобы мои чернила высохли за ненадобностью.

Джек подумал, что чернила, скорее всего, продадут, чтобы купить еще ветчины, сала, устриц и сардин. Но вслух этого не сказал.

— А рабы у вас были?

— Нет, конечно, — заверил монашек. — Наш аббат считал, что рабство — это зло; и я с ним согласен. Но отец Суэйн радеет о спасении душ тех несчастных, которых иначе казнили бы. Я не могу его осуждать.

Вдалеке звякнул колокол. Все монахи разом встали от стола — кое-кто поспешно запихивал в рот последнюю устрицу или кусок лепешки — и толпой хлынули за дверь. Кухонные рабы принялись убирать со столов.