Книга Сальватор. Том 1, страница 40 – Александр Дюма

То была серьезная демонстрация: бунтовала не толпа, не сброд из предместий, не шайка мастеровых – восстала конституционная армия, политическая сила; теперь буржуазия, объединившись со всем французским народом, выражала протест устами двадцати тысяч вооруженных солдат.

Министры в это время обедали у австрийского посла, г-на Апони. Предупрежденные полицией, они поднялись из-за стола, приказали подавать свои экипажи и отправились держать совет в министерство внутренних дел. Оттуда они в полном составе прибыли в Тюильри.

Из окон своего кабинета король мог при желании видеть происходящее и оценить серьезность положения, но и его величество обедал – в салоне у Дианы, куда до августейших сотрапезников не доходило ни звука.

Король Луи-Филипп, тоже, кажется, завтракал, когда в 1848 году ему объявили, что караульные помещения на площади Людовика XV захвачены…

Министры ожидали в зале заседаний Совета приказаний короля, которого лакей пошел предупредить об их прибытии во дворец.

Карл X кивнул, однако остался сидеть за столом.

Обеспокоенная герцогиня Ангулемская спрашивала взглядом дофина и отца: дофин был занят зубочисткой и ничего не видел и не слышал; Карл X ответил улыбкой, которая означала:

не стоит беспокоиться.

И обед продолжался.

К восьми часам все вышли из столовой и разошлись по своим апартаментам.

Король, настоящий рыцарь, проводил герцогиню Орлеанскую до ее кресла, а затем направился в зал заседаний.

По дороге ему встретилась герцогиня Ангулемская.

– Что случилось, сир? – спросила она.

– Ничего, как мне кажется, – отозвался Карл X.

– Говорят, министры ожидают короля в зале Совета.

– Во время обеда мне уже докладывали, что они во дворце.

– В Париже беспорядки?

– Не думаю.

– Да простит король мое беспокойство!.. Могу ли я полюбопытствовать, как обстоят дела?

– Пришлите ко мне дофина.

– Пусть король извинит, что я настаиваю, я бы предпочла пойти сама…

– Хорошо, приходите через несколько минут.

– Король слишком добр ко мне!

Герцогиня поклонилась, потом подошла к г-ну де Дама и отвела его к окну.

Герцог Шартрский и герцогиня Беррийская беседовали с беззаботностью, свойственной молодости: герцогу Шартрскому было шестнадцать лет, герцогине Беррийской исполнилось двадцать пять. Герцог Бордоский, пятилетний малыш, играл в ногах у матери.

Герцог Орлеанский стоял опершись на камин и казался беззаботным, хотя на самом деле прислушивался к малейшему шуму. Порой он проводил платком по лицу – только этим он и выдавал снедавшее его беспокойство.

Тем временем король Карл X вошел в зал заседаний Совета.

Министры ожидали его стоя и находились в большом возбуждении, что проявлялось у каждого из них в зависимости от темперамента: г-н де Виллель был желтого цвета, словно в жилах его вместо крови текла желчь; г-н де Пейроне раскраснелся так, будто его вот-вот хватит апоплексический удар; г-н де Корбьер был пепельного цвета.

– Сир!.. – начал г-н де Виллель.

– Сударь, – перебил его король, давая понять министру, что тот нарушил этикет, посмев заговорить первым, – вы не дали мне времени расспросить вас о вашем здоровье, а также о здоровье госпожи де Виллель.

– Вы правы, сир. А все потому, что для меня интересы вашего величества гораздо важнее здоровья вашего покорного слуги.

– Так вы пришли поговорить о моих интересах, господин де Виллель?

– Разумеется, государь.

– Я вас слушаю.

– Вашему величеству известно, что происходит? – спросил председатель Совета.

– Так, значит, ч го-то происходит? – отозвался король.

– Недавно вы, ваше величество, приглашали нас послушать радостные крики парижской толпы!

– Верно!

– Не угодно ли королю послушать теперь угрозы?

– Куда я должен для этого отправиться?

– О, недалеко: достаточно отворить это окно. Король позволит?..

– Открывайте!

Господин де Виллель отодвинул оконную задвижку, и окно распахнулось.

Вместе с вечерним ветерком, о г которого затрепетали огни свечей, в кабинет вихрем ворвался гул толпы. Слышались и крики радости, и угрозы – одним словом, тот шум, что поднимается над встревоженным городом, когда нельзя понять намерений его жителей и возбуждение их тем более пугает, что понимаешь:

впереди – неизвестность

Среди общего гула время от времени вспыхивали призывы, напоминавшие зловещие предсказания: «Долой Виллеля! Долой Пейроне! Долой иезуитов!»

– Ага! – с улыбкой обронил король. – Это мне знакомо.

Вы не присутствовали нынче утром на смотре, господа?

– Я там был, сир, – отвечал г-н де Пейроне.

– Верно! Я, кажется, видел вас среди штабных офицеров.

Господин Пейроне поклонился.

– Так это – продолжение Марсова поля, – заметил король.

– Надобно подавить эту наглую выходку, сир! – вскричал г-н де Виллель.

– Как вы сказали, сударь! – холодно переспросил король.

– Я сказал, сир, – продолжал настаивать министр финансов, подхлестнутый чувством долга, – что, по моему мнению, оскорбления, брошенные министру, падают на короля. И мы пришли узнать у его величества, как ему нравится происходящее?

– Господа! – проговорил в ответ король. – Не надо преувеличивать! Не думаю, что мне грозит какая-либо опасность со стороны моего народа. Я уверен, мне довольно будет показаться – и все эти разнообразные крики сольются в один: «Да здравствует король!»

– Ах, сир! – послышался позади Карла X женский голос. – Надеюсь, король не допустит неосторожности и не станет выходить!

– А-а, это вы, ваше высочество!

– Разве король сам не позволил мне прийти?

– Верно… Так что вы предлагаете мне предпринять, господа?

– Сир! Вы знаете, что громче всего кричат: «Долой священников»? – вставила свое слово герцогиня Ангулемская.

– Да, действительно… Я хорошо слышал: «Долой иезуитов!»

– Ну и что, сир? – не поняла ее высочество.

– Это не совсем одно и то же, дочь моя… Спросите лучше у его высокопреосвященства архиепископа. Господин де Фрейсину, будьте с нами откровенны! Крики: «Долой иезуитов!» – адресованы духовенству? Как вы полагаете?

– Я бы сделал различие, сир, – отвечал архиепископ, человек тихий и прямой.

– А для меня, – поджав тонкие губы, возразила наследная принцесса, – различия не существует!