Книга Уловка-22, страница 116 – Джозеф Хеллер

— Да, сэр, я возражал против этого, — ответил капеллан, — и горжусь своим поступком. Такие письма выглядят неискренне и бесчестно. Их единственная цель — принести славу полковнику Кэткарту.

— Это не имеет отношения к делу, — ответил офицер. — Подобные письма так или иначе приносят покой и утешение семьям погибших. Я просто не понимаю хода вашей мысли.

Капеллан стал в тупик и, окончательно растерявшись, не знал, что ответить. Он опустил голову, чувствуя себя косноязычным идиотом.

Румяный тучный полковник живо вскочил со стула — его осенило.

— Почему бы нам не вышибить к чертовой матери из него мозги? — с энтузиазмом предложил он своим коллегам.

— В самом деле, почему бы нам не вышибить из него мозги? — поддержал майор с ястребиным лицом. — Подумаешь, какой-то там анабаптистишка!

— Нет, сначала мы должны признать его виновным, — ленивым взмахом руки остановил их офицер без знаков различия. Он легко спрыгнул на пол, обошел вокруг стола и, опершись руками о край, уставился прямо в лицо капеллану. У офицера было хмурое, устрашающее, суровое лицо.

— Капеллан, — объявил он жестким, повелительным тоном, — мы официально заявляем вам, что вы, будучи Вашингтоном Ирвингом, произвольно и незаконно присвоили себе право цензуровать письма офицерского и сержантско-рядового состава. Признаете ли вы себя виновным?

— Не виновен, сэр. — Капеллан облизнул языком сухие спекшиеся губы. Он сидел на краешке стула, в напряженном ожидании подавшись вперед.

— Виновен, — сказал полковник.

— Виновен, — сказал майор.

— Стало быть, виновен, — резюмировал офицер без знаков различия и что-то записал на клочке бумаги. — Капеллан, — продолжал он, вскинув голову, — мы обвиняем вас в преступлениях и нарушениях, о которых мы и сами пока что ничего не знаем. Вы признаете себя виновным?

— Не знаю, сэр. Что я могу вам ответить, если вы даже не говорите, что это за преступления.

— Как мы можем вам сказать, если мы сами не знаем!

— Виновен, — решил полковник.

— Конечно, виновен, — согласился майор. — Если это его нарушения и преступления, значит, он их и совершил.

— Стало быть, виновен, — монотонно протянул офицер без знаков различия и отошел от стола. — Теперь он в вашем распоряжении, полковник.

— Благодарю вас, — поклонился полковник. — Вы проделали большую работу. — Он повернулся к капеллану: — Прекрасно, капеллан, ваша песенка спета. Идите, гуляйте.

Капеллан не понял:

— Что я должен делать?

— Тебе говорят, топай отсюда! — взревел полковник, сердито тыча большим пальцем через плечо. — Убирайся отсюда к чертовой матери!

Капеллан был потрясен его наглым тоном, а главное, к своему глубочайшему изумлению, весьма огорчен тем, что его отпускают!

— Разве вы не собираетесь наказывать меня? — проворчал он с удивлением.

— Нет, черт побери, как раз собираемся. Только не желаем, чтобы вы тут околачивались, пока мы будем решать, когда и как вас наказать. Итак, идите. Прочь! Топай отсюда!

Капеллан, все еще не веря этим словам, поднялся и сделал несколько нерешительных шагов:

— Я свободен?

— Пока что да. Но не вздумайте покинуть остров. Мы вас взяли на карандаш. Не забывайте, что с сегодняшнего дня вы будете под круглосуточным наблюдением.

Непостижимо, почему они позволили ему уйти? Капеллан сделал несколько неуверенных шагов к выходу, ожидая, что вот-вот властный голос прикажет ему вернуться или его пригвоздят к месту сильным ударом по плечу или голове. Но его не остановили. Сырым, темным, затхлым коридором он прошел к лестнице. Выйдя на свежий воздух, он пошатывался и тяжело дышал. Теперь, когда он вырвался из этих ужасных лап, его захлестнула бурная ярость. Он рассвирепел. Рассвирепел, как никогда в жизни, — впервые он столкнулся с такой бесчеловечностью и жестокостью. Капеллан быстро шел через обширный гулкий вестибюль, кипя от возмущения и жажды мести. Он твердил себе, что больше не намерен терпеть, не намерен — и все тут. У входа он заметил подполковника Корна, рысцой взбегавшего по широким ступеням, и подумал, что это весьма кстати. Он взял себя в руки, набрал полную грудь воздуха и отважно двинулся наперерез подполковнику.

— Подполковник, я этого терпеть больше не намерен! — заявил он с отчаянной решимостью и испуганно отметил, что подполковник продолжал рысцой взбегать по ступеням, не обращая на него внимания. — Подполковник Корн!

Пузатая, мешковатая фигура остановилась, повернулась и медленно спустилась на несколько ступеней.

— Что случилось, капеллан?

— Подполковник Корн, мне бы хотелось поговорить с вами насчет сегодняшней катастрофы, — сказал он. — Это было ужасно, поистине ужасно!

Подполковник Корн помолчал секунду, глаза его поблескивали веселым цинизмом.

— Да, капеллан, конечно, это ужасно, — сказал он наконец. — И я не представляю себе, как вы сможете все это описать, не выставив нас при этом в дурном свете.

— Я имею в виду совсем не это, — осадил его капеллан. Он совсем не чувствовал страха. — Из этих двенадцати несколько человек уже отлетали свои семьдесят боевых заданий.

Подполковник Корн рассмеялся.

— А если бы они все были новичками, разве катастрофа от этого была бы менее ужасной? — осведомился он ядовито.

И снова капеллан был сбит с толку. Безнравственная логика, казалось, подстерегала его на каждом шагу. Он уже не чувствовал прежней уверенности в себе. Голос его дрогнул:

— Сэр! Заставлять людей из нашего полка делать по восемьдесят боевых вылетов, когда в других полках летчиков отсылают домой после пятидесяти или пятидесяти пяти, — это абсолютно несправедливо.

— Мы рассмотрим этот вопрос, — сказал подполковник Корн с кислой миной. Потеряв интерес к дальнейшему разговору, он двинулся дальше. — Адью, падре.

— Как вас понимать, сэр? — настаивал на своем капеллан. Голос его срывался.

Подполковник Корн остановился с недружелюбной гримасой и спустился на несколько ступенек вниз.

— Так понимать, что мы подумаем об этом, падре, — ответил он с издевкой. — Надеюсь, вы не хотите, чтобы мы принимали необдуманные решения?

— Нет, сэр, зачем же. Но вы ведь, наверное, уже думали?

— Да, падре. Мы уже над этим думали. Но, чтобы доставить вам удовольствие, подумаем еще разок, и вы будете первым, кому мы сообщим о своем решении, если мы, конечно, к нему придем. А теперь, адью.

Подполковник Корн снова круто повернулся и заспешил вверх по лестнице.

— Подполковник Корн! — Голос капеллана заставил подполковника Корна еще раз остановиться. Он медленно повернул голову и взглянул на капеллана угрюмо и нетерпеливо. Из груди капеллана бурным, волнующимся потоком хлынули слова: — Сэр, я прошу разрешить мне обратиться с этим делом к генералу Дридлу. Я хочу обратиться с протестом в штаб авиабригады.