Онлайн книга «Что-то случилось»
|
– А я ничего такого не слышу в косметическом салоне. – Прекрасно. – Ты ведь на своих сослуживцах не женат. – Я усвоил с первого раза. Почему ты вечно все повторяешь? – До чего ж ты мерзок. – Мы просто шутим, дети. Ты каждую неделю нас этим кормишь. – Не хочешь – возьми яичницу, – негромко отвечает жена. – Ты испортила мне весь день. – А ты мне. – Выпью соку. Каждую неделю нас этим кормишь, так? Каждый мой свободный день. Это неправда, но она молчит. Лицо упрямое, окаменелое. Взялась за ручку большого стеклянного кувшина, рука дрожит. Когда я сам выжимаю апельсины, мы пьем свежий холодный сок из стеклянного кувшина, а не из более легкого пластмассового, которым предпочитают пользоваться жена и служанка. Дети замерли на месте, точно манекены в витрине, замкнулись в себе, ждут, что будет дальше. А ведь поначалу день обещал быть счастливым: я занялся любовью с женой ночью, когда мне хотелось, а утром, когда не хотелось, не стал этим заниматься – пока она была в ванной, удрал вниз и принялся готовить завтрак. (Она дала мне понять, что не прочь, да я не хотел.) Нелегко будет простить ей это испорченное утро. Сегодня даже у свежих апельсинов какой-то не тот вкус. Апельсины уже не те, что были. Может, виновато мыло, которым мы моем стаканы, а может, вода. Газированную воду с мороженым в киосках теперь продают в бумажных или пластмассовых стаканах – они толком не охлаждаются, и в них пропадает аромат. Все шатко и ненадежно. Знаменитый Лондонский мост и тот пал: его переправили пароходом в штат Аризона на потребу туристам. Я лучше всех готовлю яичницу с беконом, потому что больше всех стараюсь. Делаю тосты с чесноком, как, бывало, делала моя мать, и они получаются у меня ничуть не хуже. Это просто. И всем нравится. Ничего нет нынче натурального. Даже людей. Решаю пошутить. Попробуем ее умаслить. – Скажи по совести, лапочка, – начинаю я. – Они пойдут, если ты пойдешь, – перебивает она. Мой мальчик качает головой. – Я не пойду, – заявляет дочь. – Ты говорила, чтоб я их не заставлял. – У меня такое чувство, будто я совсем одна на свете. – Я должен идти, да? – жалобно спрашивает мой мальчик. – Скажи по совести, лапочка, – снова начинаю я, коснувшись ее плеча. (Уже за одно то, что я вынужден вот так к ней подлаживаться, надо будет ее бросить.) – Что бы ты предпочла: бедность и потом рай или богатство и потом к чертям? – Это еще что за вопрос? – вскидывается жена. – Я тебя спрашиваю. – Смотря какое богатство, – язвительно вставляет дочь. – Не так уж для меня важны деньги, как тебе кажется. – А для меня важны, – мурлычет дочь. – Чем больше, тем лучше. – Ты ведь, кажется, хочешь новый дом? – Что в этом плохого? – Ничего. Что бы ты предпочла: бедность и потом рай или богатство – и… к чертям? Она покорно улыбается. – К чертям в пекло, – говорит она мне, подхватывая шутку. Ну вот, гроза миновала, и, похоже, удастся выскользнуть от них от всех невредимым. Прямо хоть празднуй. – Ай да женушка! – с нежностью восклицаю я. – И вообще я устала, – признается она уже не сердито. – Сходи одна. – Не хочется. Лучше полежу почитаю газеты. И посмотрю телевизор. Звучит заманчиво. Правда? – Люблю деньги, – бодренько провозглашает дочь. – И еще как! – А бедняки все попадают в рай? – серьезно спрашивает мой мальчик. – Ты веришь в рай? – Нет. – Тогда как же они могут туда попасть? – Чудно, – и хмурясь и улыбаясь говорит он. – А если б я верил в рай, бедняки все попали бы туда? – Конечно, нет! – Я серьезно спрашиваю. – Правда нет. – И в ад, конечно, нет. Представляешь, во что превратился бы рай, если б туда набились все бедняки? – А мы бедные? – допытывается он. – Нет. – Тогда почему ж ты не можешь купить ей машину? – Вот это настоящий брат. – Могу. Пускай сперва научится водить. – Мне уже почти шестнадцать. – Вот стукнет шестнадцать, тогда поговорим. Деньги у меня есть. Так что не волнуйся, бедность тебе не грозит. А скоро денег еще прибавится. – А я, пожалуй, люблю деньги больше всего на свете, – вызывающе бросает дочь. – Больше мороженого. – Кое-кто сочтет, что это не очень красиво, дочь моя. – Ну и пусть. Люблю деньги, как последнюю ложечку мороженого. – Деньги сами за себя говорят, верно; моя милая? – Очень даже верно! – Как это? – Видишь ли, молодой человек, деньги – это все на свете. – А как насчет здоровья? – говорит жена. – На него денег не купишь. Вот почему не следует отдавать свои монетки. – Я теперь не отдаю. – Я бы нипочем не отдала, – самодовольно заявляет дочь. – Да уж ты-то, моя ненаглядная, думаю, никогда и не отдавала. Деньги правят миром, молодой человек, и делают историю тоже. – Как это? – Вы ведь учите историю, верно? – Это называется история общества. – Деньги делают историю общества. Без денег не было бы никакой истории общества. – Как это? – Папа хочет сказать, что любовь к деньгам и погоня за золотом и богатством – это причина почти всех событий, про которые написано в учебниках истории, – объясняет дочь. – Верно я говорю, пап? – Совершенно верно, дорогая моя дочка. Опять усекла. рад видеть, что в школе ты учишься не только баловаться травкой и ходить по дому в чем мать родила. Она судорожно глотнула воздух, побледнела – и я испугался еще сильней, чем она. (Сам не знаю, почему я тогда это сказал. Вот провалиться, сам не знаю, откуда взялись эти слова. У меня ничего такого и в мыслях не было.) – Обязательно надо было это сказать? – жалобно шепчет она. – Да нет, – бормочу я. – Ты же иначе не можешь, – возмущенно говорит она. – Ты всегда так. Что, неправда? – Извини. – Ты всегда все загубишь. Всем испортишь настроение. Правда он всегда все портит? Жена, похоже, вот-вот расплачется. – Ты же знаешь, я пошутил. – Мне уйти? – Нет. Но ведь я уже тебе говорил, чтоб ты не расхаживала по дому без халатика. |