Онлайн книга «Что-то случилось»
|
– Не на конференции. Там мне ни разу не пришлось выступить. Мой начальник не дает мне ходу. – Грин, – безошибочно угадывает он. – Да. – Мне Грин тоже не нравится, – признается мой мальчик, опуская глаза. – Потому что ты его боишься. – Я его не боюсь. – Тебе он не нравится. – Нет, почему же, нравится. – Он твой начальник. – В том-то и беда. Начальнику волей-неволей надо подчиняться, а иногда это такой человек, что с ним трудно ладить. Но это вовсе не значит, что он мне не нравится. Или что я его боюсь. . – Значит, нравится? – Нет. Но больше многих других. – А почему ты должен работать в таком месте, где тебе столько народу не нравится? – Мне там нравится. И я должен. – Знаешь, чего я боюсь? – спрашивает он, с интересом взглядывая на меня. – Очень многого. – А еще знаешь, чего я боюсь? – Еще многого. – Я серьезно. – Чего же? – Что ты не вернешься. – Ты меня удивляешь. Вот не думал, что ты об этом думаешь. – Думаю. – Все время? Или только когда конференция? – Все время. Но больше, когда конференции. Тебя так долго нет. – Я иногда звоню. Когда туда приезжаю. – И в другие разы тоже – когда тебя долго нет. Когда уезжаешь на один день, еще ничего. А то мне сразу кажется, ты не вернешься. – Я всегда возвращаюсь. Вот он я, верно? Но когда-нибудь я умру. – Не хочу, чтоб ты умирал. – Ладно, постараюсь не умирать. – А иногда хочу. – Чего хочешь? – Я не столько оскорблен, сколько ошеломлен. – Хочу, чтоб это случилось. – Чтоб я умер? – Сам не знаю. Это когда я злюсь. Или во сне. – Ты же никогда не злишься. – Еще как злюсь. Когда ты уезжаешь, – горячо настаивает он. – Нет. Не хочу, чтоб ты умер. Никогда. И сам не хочу умирать. Ты злишься? – Нет. А ты? – Нет. Если б я был не один в комнате, а с тобой и с мамой, наверно, я бы так не боялся. Не хочу один. – Ты же будешь не один. С мамой. Не может человек вечно бояться и ждать всяких ужасов. – А я могу, – с печальным смешком говорит он. Я в ответ улыбаюсь. – Нет, не можешь. Даже ты не можешь. Я тебе, знаешь, миллион всяких ужасов назову, у тебя и времени-то не хватит вечно их бояться. – Не надо! – в притворном испуге восклицает он. – Не буду, – сочувственно обещаю я. – Всегда происходит еще и что-то нестрашное и отвлекает наши мысли. Давай лучше поговорим о чем-нибудь таком, чтоб ты посмеялся, ладно? О чем-нибудь забавном. Пошутим. – Давай. – И лицо его освещает мимолетная улыбка. – Начинай ты. – Может у человека кровь превратиться в воду? – Что-что? – Мне так сказали. – И это смешно? – Нет. Я все время про это думаю. – Когда тебе это сказали? – Давно, уже несколько месяцев. – Что ж ты меня раньше не спросил? – Хотел сам подумать. Он говорит, он прочел про это в газете. – Сомневаюсь. – Мне сказал один мальчик в школе. Что кровь превращается в воду и тогда человек умирает. – Он, наверно, говорил про лейкемию. – Что это? – тревожно спрашивает мой мальчик. – Эх, зря я тебе сказал. – Я с огорчением прищелкиваю языком. – Знал, что не надо, а все-таки сказал. Это болезнь крови. Что-то делается с белыми кровяными тельцами. – И она превращается в воду? – Нет. Не думаю. Не в воду. Но вроде того. – И от этого умирают? – Иногда. – И у детей тоже так бывает? – Не думаю, – лгу я. – А он говорит, там было написано про мальчика. Говорит, это был мальчик, и он умер. – Значит, наверно, так бывает. Я думаю, иногда бывает, что… – Не надо, не рассказывай, – обрывает он меня и забавно воздевает руки к небесам, в священном ужасе, наигранном и все же неподдельном. – Я уже сказал. – Больше не рассказывай. – Вот ты всегда так, – мягко упрекаю я. – Спрашиваешь про всякие страсти, какие только можешь выдумать, а потом, когда уже отвечу, говоришь: «Не надо, не рассказывай». – Ты злишься? – Разве похоже? Нет, совсем не злюсь. – Иногда я не понимаю. – Конечно, понимаешь. Ты ж мне все время говоришь, будто я вечно кричу. Нет, я не злюсь. Я хочу, чтоб ты говорил со мной обо всем, о чем думаешь, особенно если в чем-то не можешь разобраться. – Правда хочешь? Буду говорить. – Правда. Спрашивай, о чем хочешь. – Ты трахаешь маму? Ты сказал, можно спрашивать обо всем, – поспешно, умоляюще прибавляет он, увидав, что я раскрыл рот от изумления. – Можно, – отвечаю я. – Да, бывает. – А почему? – Это приятно, вот почему. Это своего рода развлечение. А ты знаешь, что это значит? Он неуверенно качает головой. – Ничего, что я спрашиваю? – Что спросил, занимаюсь ли я этим, ничего. А вот что это такое, пожалуй, спроси лучше кого-нибудь еще. И лучше, пожалуй, называть это другим словом. – А я не знаю другого слова. Повалить? – Это почти то же самое. Можешь говорить любое слово. Правда, в разговоре со мной это странновато. Но ничего, говори. По-моему, ничего страшного. – Ты на меня злишься? – Нет. Что ты все спрашиваешь? Ты разве не понимаешь, когда я злюсь, а когда нет? – Не всегда понимаю. – Я же вроде так часто кричу. – Не всегда. Иногда ты совсем не разговариваешь. Или разговариваешь сам с собой. – Не разговариваю я сам с собой. – Ты кусаешь ногти и никого нас даже не слушаешь. – Вот как? А почему ты думаешь, что я в этих случаях я злюсь? – Мы тогда все боимся. – Это еще не значит, что я злюсь. Иногда мне просто невесело. Или я задумался. Может же так быть, что мне невесело, верно? – А мама рассердится, если я ее спрошу? |