Книга Хрустальная ловушка, страница 97 – Виктория Платова

— Марк? — жалобно просила она. — Марк, посмотри, на них больше нет крови?

— Ну что ты, кара! Абсолютно чистые руки… Не выдумывай!

— Марк… По-моему, у меня на куртке пятна… Это кровь, да?

— Нет никакой крови!

— Марк, она есть… Я стираю ее, а она снова появляется.

— Не говори глупостей! Если ты еще скажешь что-либо подобное, я просто тебя изобью!

— Отец жив, это не правда, что он умер.

— Кара… Я понимаю, как тебе тяжело…

— Марк! Только скажи мне правду, откуда эта кровь?

— Я же говорил тебе…

— Если ты мне еще раз скажешь про кровотечение из носа, я сама тебя ударю… Ты что-то скрываешь от меня. Зачем приходил Звягинцев?

— Он приходил сообщить обо всем.

Ольга снова упала в снег и зарыдала. Марк лег рядом с ней и уткнулся губами в холодную, помертвевшую щеку жены.

От Ольги сильно пахло валерьянкой. Последние часы он только то и делал, что отпаивал ее. Иногда она впадала в страшное молчание — и это пугало Марка больше всего. Лучше бы она кричала, билась головой об пол и рвала на себе волосы.

Роскошные, длинные, иссиня-черные волосы, которые он так любил.

Наконец ему удалось хоть немного привести Ольгу в чувство. Именно тогда, когда они безнадежно опоздали к Звягинцеву. Хорошо еще, что толстый отставник не вручил им повестку с точным указанием времени, а передал все на словах. Вернее, попросил.

Со Звягинцевым нужно быть осторожнее. Осторожнее, осторожнее, повторял про себя Марк. Этот толстый, отвратительно пахнущий пивом и застарелым одиночеством человек вовсе не такой лох, каким хочет казаться. Не такой лох и не такой простак.

С ним еще придется повозиться.

— Вставай, кара! Не нужно лежать на снегу, ты простудишься…

— Марк… Все последнее время я только то и делаю, что лежу на снегу, ночую на снегу, ем этот дурацкий снег, вытираю им руки… Он все время вокруг меня — этот снег.

— Пойдем. Нас ждут.

— Зачем нас ждут? Чтобы мы опознали папу? Но ведь тело уже не может быть папой, правда… Я так и не помирилась с ним. Я так и не попросила прощения… Он, наверное, думает, что я плохая.

— Кара!

— А я всегда была очень хорошая… Я так любила его… Он — единственный, кто был рядом со мной.

— А я? Я ведь тоже рядом с тобой. Всегда был и всегда буду.

— Да, конечно.

— Пойдем…

Наконец-то ему удалось вытянуть Ольгу из снега, и они снова побрели по едва заметной тропинке к отелю. Только еще один раз она остановилась.

Только один раз.

— Что случилось, кара? — забеспокоился Марк.

— Марк, — она подняла голову к летящему навстречу ветру, — Марк… Ты ведь знаешь это. Ты ведь знаешь правду.

— Какую правду?

— Ты ведь знаешь, что это я убила его.

Ольга вдруг засмеялась — страшно, вымученно, из последних сил. На секунду она снова стала безумной, но только на секунду… Он бросился к ней и крепко сжал в объятиях.

— Для меня это не имеет никакого значения. Никакого значения, слышишь?..

До самого отеля они больше не сказали друг другу ни слова.

…А в комнате тринадцать их уже ждали. Толстяк Звягинцев и двое парней хмурого вида. У каждого из них на лбу аршинными буквами было выведено: «Карта не лошадь, к утру повезет».

Звягинцев вынул из кресла свое грузное тело и направился к настороженному Марку и бесчувственной, абсолютно ни на что не реагирующей Ольге.

— Соболезную, — сказал он, обращаясь к ней.

Ольга ничего не ответила. И только спустя секунду, когда до нее дошел смысл сказанного, вяло разлепила губы:

— Где он? Я могу его увидеть?

Звягинцев переглянулся с Марком, и тот отрицательно покачал головой: не стоит.

— Не сейчас, Ольга Игоревна. Чуть попозже…

— А что с Инкой?

— С Инкой?

— С Инессой? С.., папиной женой?

— С ней все в порядке, — Звягинцев вспомнил лежащую без движения и плачущую девушку. — Она жива.

— Да. Она жива, — эхом повторила за ним Ольга.

— Садитесь, — запоздало пригласил Звягинцев.

Марк усадил Ольгу в кресло и сам сел рядом с ней, крепко держа жену за руку.

Звягинцев, все последние часы выстраивавший этот — решающий! — разговор, вдруг растерялся. Он увидел перед собой не монстра, а сломленную горем красивую молодую женщину. Сломленную горем — именно так. Щеки Ольги были пепельного цвета, глаза ввалились, только рот мерцал открытой раной.

Бедняжка.

Она даже не знает, какой демон живет в ней и терзает ее сердце, бедняжка. Бедняжка-убийца, самое кроткое существо, которое только можно себе представить. Звягинцев попытался взять себя в руки: сейчас, чего доброго, ты посадишь ее к себе на колени и начнешь баюкать.

— Мы слушаем вас, — твердый голос Марка вывел его из состояния романтической задумчивости.

— Да. Вот какое дело… Вот какая неприятность. Собственно, я всех уже допросил… Опросил. Всех возможных свидетелей. Остались только вы. Близкие родственники. Это, конечно, простая формальность, но без формальностей никуда, как вы сами понимаете.

— Да, — не выдержал Марк. — Преступления у нас чрезвычайно заформализованы.

— Хочу задать вам несколько вопросов. Они касаются вчерашнего дня и еще больше — вчерашней ночи. Вы, в состоянии отвечать? — обратился Звягинцев к Ольге.

— Да, — тихо ответила она, не поднимая глаз. — Да.

— Тогда приступим. Если вы не возражаете, я буду записывать, а вы потом распишетесь.

— Не возражаем, — сказал за жену и за себя Марк.

— Вот и ладушки. Значит, вы встретили отца вчера.

— Да.

— Он прилетел на вертолете.

— Да. Вы прекрасно это знаете.

— Почему он прилетел?

— Да вы издеваетесь, что ли? — взорвался Марк. — Вы же прекрасно знаете, почему он прилетел!

— Успокойтесь, Марк. Это только для протокола. Существует определенный порядок.

— Хорошо.

— Значит, он прилетел, потому что…

— Потому что его жена, Инесса Эдуардовна Шмаринова, получила травмы во время спуска с горы, — четко выговаривая слова, произнес Марк.

— Вот видите, как все хорошо получается. — Звягинцев заискивающе посмотрел на молодого человека. — Теперь дальше. Инесса Эдуардовна сама попросила вас, чтобы вы связались с мужем и сообщили о несчастье?