Онлайн книга «Тингль-Тангль»
|
И готов заплатить за это любую цену. Выросшая Васька давно позабыла – и про сны, и про запах. И вот сейчас он сам напомнил о себе. Ведьма ничуть не изменилась за столько лет. Она до сих пор до обморока хочет, чтобы ее любили. И готова заплатить за это любую цену. Вот и Кокетничает с татуировками Васькиного парня. Метит их, как мартовский кот. «Ты поразишься, насколько удачно все складывается», – говорит Ямакаси. Еще бы – не удачно. Но лучше не думать об этом. Лучше – довериться. А ещё лучше – поймать пряничную суку, курсирующую между собственным логовом и сортиром, прижать к стене, накрутить ее патлы себе на кулак и спросить напрямую: «положила глаз на моего парня, ведьма?» Ваську так и подмывает сделать это. А совсем недавно желание разобраться с пауком настигло ее прямо на чертовой работе, за барной стойкой. И она обязательно осуществила бы его, если бы не Чук. Неформальный Чук в (если не пафосном, то, во всяком случае, – изысканном) интерьере «Ноля» – в этом была первая странность. Обычно люди Чукова склада, да и Васькиного склада тоже, довольствуются демократичной кофейней, где в меню обязательно присутствуют пирожки с капустой и с рисом и яйцами. Васька не помнила, говорила ли ЧукГеку, где именно работает (может, и говорила), но они никогда не приходили в «Ноль». Ни разу. Вторая странность заключалась в том, что Чук был один. Существовала и третья странность – Васька даже не сразу сообразила, кто именно стоит перед барной стойкой: Чук или Гек. Конечно же они не были похожи. Вернее, были похожи, как могут быть похожи брюнет и блондин. Вернее, Васька просто забыла, кто из них брюнет, а кто блондин, в её воображении они с некоторых пор проходили под довольно расплывчатым оперативным псевдонимом перцы, как вариант – отцы как вариант – зайцы-энерджайзеры как вариант – Гоа и юго-западная оконечность Португалии. Оба они нравились Ваське. Нравились настолько, что Васька даже выучила одно слово по-португальски: специально для того, чтобы доставить удовольствие кому-то из них. Тому, кто бывал на юго-западной оконечности Португалии. Там бывал Чук. Или Гек? Не суть важно, а русский перевод прекраснейшего португальского слова гласил: «тросик для фотоаппарата». Не слишком впечатляюще. Оба они нравились ей, и секс с ними тоже нравился, так почему Васька не может сообразить, кто же стоит сейчас перед ней – Чук или Гек? Масть могла бы ей помочь, но полумрак у барной стойки обманчив, блондин? брюнет? – так сразу и не разберешь. – Привет, – сказала S часть дуэта ЧукГек. – Привет, – ответила Васька, тотчас нацепив на себя приятельскую улыбку. – Куда же вы запропали, парни? Я думала о вас. – Вряд ли ты о нас думала, Гек погиб. В первую секунду Васька почувствовала облегчение: если Гек исключается, то перед ней – Чук, двух мнений быть не может. Значит, она назовет Чука именно Чуком и не поставит себя в дурацкую ситуацию. Но что сказал Чук? ВрядЛиТыОнасДумалаГекПогиб. Вот так, безо всякой интонации, плотно подогнав слова друг к другу и оставив лишь небольшие зацепки, зазоры, выступы, чтобы, ухватившись за них и подтянув тело, можно было добраться до вершины смысла: ГЕК ПОГИБ. – Как погиб? Что значит погиб? – Это значит, что его больше нет, – Чук смотрит на Ваську так, как будто она виновата в смерти Гека. – Мне очень жаль… Сварить тебе кофе? – Свари. На Чука уже оборачиваются, весь его вид диссонирует с обстановкой «Ноля»: потрепанные джинсы, черная майка, тяжелые ботинки на ногах, уйма кожаных браслетов на запястьях, а еще скейтборд, торчащий из рюкзака. Чук чертовски молод, чертовски высок, чертовски загорел, мускулист, пропорционально сложен; он – явная угроза для постоянных посетителей ресторана, всех этих небедных людей, не таких молодых, высоких, загорелых и мускулистых. Пришедших сюда с подружками, невестами и любовницами, Васька ни секунды не сомневается, что в непристойных фантазиях подружек, невест и любовниц парни, подобные Чуку, фигурируют всегда. В качестве водопроводчиков, сантехников, садовников, инструкторов по фитнесу и горным лыжам, шоферов-дальнобойщиков, коммивояжеров с набором насадок для пылесоса. Насадки интересуют скучающих самочек больше всего. Дерьмообразный официант Виталик уже смотрит в их с Чуком сторону и недвусмысленно семафорит Ваське рукой: «сплавляй своего дружка к чертовой матери, пупхен, не зли папашек». Иди ты в жопу, мысленно отвечает Васька. – …Как это произошло? Когда? – В тот вечер, когда мы виделись в последний раз. Помнишь? В последний раз они виделись в тот вечер, когда Васька познакомилась с Ямакаси. К несчастью, Васька почти не помнит Чука и Гека в контексте этого вечера, они не были водопроводчиками, сантехниками и коммивояжерами, их роль свелась к тому, чтобы представить Ваське человека-паука человека-кошку человека-ядро но Васька думала о них тогда, – прежде, чем забыть окончательно. С печалью. С предчувствием возможного несчастья. Они слишком тяжелы, слишком неповоротливы для того, чтобы одолеть крыши, пусть качаются на волнах, пусть качаются в небе, пусть присасываются к загубникам аквалангов и крутят педали, а крыши им не по зубам – и вот, пожалуйста. Так и случилось. – Гек сорвался с крыши? Разбился насмерть? – Точно, – кофе уже стоит перед Чуком, но он даже не думает к нему прикасаться. – Я ведь говорила вам… – Я тоже говорил ему – «не стоит, брателло, может, человек-паук и прав». Он не послушал меня. И тебя тоже. Почему ты не пришла на похороны, Васька? Чук – странный парень, как она могла прийти на похороны, если даже не знала, что Гек погиб? – Я ничего не знала про похороны. – Разве Ямакаси ничего тебе не сказал? Это что-то новое. Настолько новое, что Васька машинально берет чашку с кофе, до сих пор стоявшую перед Чуком, и отхлебывает из нее глоток. Самая настоящая бурда. Шайзе. – А он должен был сказать? – Он ведь теперь твой парень, я прав? – Он ничего мне не говорил… Он знал? – Он знал. Мы виделись. – Когда? – На следующий день… После того… После того как это произошло. |