Книга Ритуал последней брачной ночи, страница 86 – Виктория Платова

— Даже не хочу об этом говорить… Квартира в Вене, загородный дом в Эстонии, пара автомобилей… Счет в банке… И коллекция драгоценностей.

— Скажи хотя бы, сколько нолей?

— Больше шести. — Монтесуму скрючило, как от боли в пояснице.

Я даже присвистнула. Больше шести — это уже миллион долларов как минимум.

— Намного больше? — осторожно спросила я.

— На две цифры. А может, и на три…

Ай да Филя, ай да сукин сын — вместе со своей слепошарой женушкой Яночкой Сошальской! А прикидывался-то, а прикидывался — голубь мира в тесной эрмитажной клеточке! Лишенец, да и только! У меня как будто пелена с глаз спала: теперь, по крайней мере, ясно, почему он при встрече с журналисткой Риммой Хайдаровной Карпуховой так стремился переложить ответственность за убийство сестры на плечи Олёва Киви. Почему он во что бы то ни стало пытался опорочить его. Банальные долларовые нули в банковских счетах и завещании…

— Вот сукин сын! — в сердцах бросила я.

— Но это не самое главное, — пропела Монтесума и повернулась ко мне блестящей от пота смуглой спиной.

— Не самое главное?

— Нет. Главное заключается в том, что Филипп Донатович Кодрин отказался от венского наследства.

Я даже не сразу поняла, о чем говорит мне Монтесума.

— Подожди… То есть как это — отказался?

— А вот так. Самым банальным образом. Сказал адвокату: валите-ка вы в свою Вену с вашими погаными долларами. А я, гордый русский человек, буду жить на свой оклад, пить по вечерам фруктовый кефир и любить свою женку на продавленном диване…

— Ты что-то путаешь, Монти… Как можно отказаться от нескольких миллионов долларов?

— От нескольких десятков миллионов, — поправила меня Монтесума.

— Тем более… Нет, ты не путаешь… Ты просто меня разыгрываешь!

— Сведения абсолютно достоверные. Кайе из своего мента веревки вьет, ты же знаешь.

— Но он хоть как-то мотивировал этот свой отказ? Филипп Кодрин?

— По слухам, заявил, что суеверный человек. Что двое обладателей наследства, включая его сестру, благополучно преставились и что он не желает быть следующим…

— Но это же бред какой-то! Я сама видела, как он подрабатывал на экспертизе оружия… — Какая-то смутная мысль мелькнула в моей голове, но я тотчас же ее потеряла в целом скопище других мыслей. — Имея слепую жену и незавидную должность искусствоведа, отказаться от целого состояния… Он ненормальный, Монти.

— Или слишком нормальный, — неожиданно сказала Монтесума. — Когда в дело вступают миллионы долларов, любое суеверие поджимает хвост… Значит, дело не в этом. А в чем?

— А в чем? — эхом повторила я.

— Я думаю, что он что-то знает. И это «что-то» дороже денег.

— Не смеши меня! Что может быть дороже денег?

— Ты же сама мне рассказывала, что тело сестры обнаружили сам Кодрин и его жена. Мало ли…

— Хочешь сказать, что они убили Аллу в надежде заполучить денежки? Тогда зачем им отказываться от состояния сейчас? И откуда они могли знать о завещании Киви? И откуда они могли знать, что завещание не аннулировано? Киви мог уничтожить его в любой момент, он просто обязан был это сделать. Если, конечно, у него было все в порядке с мозгами. Так что ты несешь чушь, уж прости меня…

Монтесума и сама поняла, что сморозила полную глупость. Она лягнула меня круглой розовой пяткой, вскочила с раскаленных досок и отправилась в бассейн. Я поплелась следом.

Присев на прохладный голубой кафель, я несколько минут наблюдала за ее независимым и смертельно обиженным затылком, а потом тихонько заскулила:

— Прости меня… Я не хотела сказать ничего дурного… Монти ушла под воду и спустя несколько секунд, от-фыркиваясь и отплевываясь, вынырнула рядом со мной.

— Ты права. Обвинять Кодрина и его жену в убийстве Аллы — полная чушь. Но ведь должна же быть причина, по которой они отказываются от денег? И достаточно убедительная…

Мы обе посмотрели на выложенное плиткой дно бассейна, Как будто бы именно там скрывалась эта неуловимая и достаточно убедительная причина.

— А что, если… — синхронно сказали мы друг другу и синхронно расхохотались.

— Давай ты… — предложила я Монтесуме.

— Нет, сначала ты, — великодушие Монти не знало границ. — Давай свою версию…

— А что, если Кодрины — не единственные наследники? То есть первые в списке, но есть еще кто-то… Если они откажутся, то деньгами воспользуется этот кто-то… И этот кто-то уже объявился в поле зрения Филиппа и теперь угрожает ему расправой… Мол, если ты не откажешься, устроим тебе «японское танго»… Или «колумбийский галстук»… Или что-нибудь еще в этом роде… Ты как думаешь?

Еще не закончив предложения, я поймала себя на мысли, что и эти предположения выглядят не очень разумно. То же самое отразилось на лице Монтесумы.

— Хлипковато, — прокомментировала мои выкладки она. — Какого черта угрожать Кодрину и привлекать всеобщее внимание к этому делу?.. И потом, от подобных выпадов всегда можно защититься… Но никакого другого объяснения, честно говоря, в голову не лезет…

— Если ты не измазался в дерьме, — глядя в пространство, произнесла я.

— Не поняла?

— От подобных выпадов всегда можно защититься, если ты не измазался в дерьме… А если ты права, и Кодрины в чем-то замешаны? Тогда их легко шантажировать.

Черт возьми, мир вокруг меня так и кишит шантажистами! Сначала Тео, который шантажировал письмами труженика виолончели. Потом сам труженик, который шантажировал видеокассетой Чаре кую. Теперь неясные подозрения относительно Филиппа. Но в чем их можно обвинить? В красоте — мужа и в слепоте — жену? Если кто и был заинтересован в смерти Кодриной, то это точно не родственники. С ее смертью при живом-то муже они не приобретали ничего. Только лишнюю головную боль… Но Филипп явно что-то недоговаривает.

И перстень Аллы!

Как я могла забыть о нем?

Олев Киви, приехавший на опознание жены, отказался от ее драгоценностей (тоже еще вопрос — почему?), и они были переданы ближайшим родственникам. А спустя год перстень, который был на покойной, всплывает у

Стаса Дремова.

Вопрос — кто передал ему перстень? Ответ — Филипп Кодрин. Больше некому. Я поежилась: выходит, что в моих руках не один свидетель преступления (нож), а два свидетеля двух преступлений (нож и кольцо)… И почему Филипп так переполошился, увидев фотографию Тео Лермитга? Наверняка это одна шайка-лейка. Наворотили делов и теперь пожинают плоды. Я поздравила себя с такой стройной схемой и…