Онлайн книга «Моя дорогая служанка»
|
Лязгнул засов двери. Я встала: – Наше время вышло. До свидания. – До свидания… Мы с Андреем снова шагали по длинному мрачному коридору, теперь уже в обратном направлении – в сторону выхода. – Андрюш, а что сказала соседка насчет времени? Во сколько были скандалы? – Первый – в начале четвертого. Но тогда она им в стену не стучала. А в пять начался какой-то ее любимый сериал, а соседи начали шуметь, и она постучала им кулаком в стену. – Понятно. А во сколько наступила смерть девушки? – В шесть – в половине седьмого. – Андрюш, по какому адресу находится квартира, которую снимал Удовиченко? – Калиновая, девяносто шесть. Квартира сорок два, на первом этаже. Поедешь туда? – Да, надо бы побеседовать с бабушкой-соседкой. Пусть теперь расскажет мне, что она там слышала? – Советую купить ей тортик. Очень уж бабушка любит сладкое. Под тортик она тебе все расскажет. – А без тортика не расскажет? – Нет, будет жаловаться, что ей чай попить не с чем, пенсия у нее маленькая. Я усмехнулась: – Находчивая бабуля! Ладно, купим тортик. И в какой квартире живет наша сладкоежка? – В сорок третьей, а зовут ее Валентина Петровна. Мы расстались за воротами изолятора. Мельников отправился к себе в отделение, а я – в магазин «Наполеон». Я ехала на улицу Калиновую и переваривала то, что только что услышала от нашего подозреваемого. После разговора с ним мои предположения только подтвердились: Удовиченко не стрелял в девушку. Это во-первых, а во-вторых, я сделала одно очень важное открытие: он влюбился в нее по-настоящему! Невероятно! Отец семейства, в преддверии полтинника, влюбился, как мальчишка. Он даже краснел, говоря о ней. Но, как человек благородный, он не мог бросить семью. Вот и маялся, бедолага, между двух женщин… Что ж, у каждой зверюшки свои игрушки. А насчет пистолетика, это он мне хорошо сказал: значит, все-таки умеем стрелять, да? Всем семейством! А мне Маргарита Игоревна и ее мама говорили обратное. Значит, лгали. А когда люди лгут, значит, им есть что скрывать. Но этот вопрос можно поднять и потом. Главное сейчас – вытащить Виталия Яковлевича из изолятора. В этот момент я заметила, что подъехала к нужному мне дому. Эта была не слишком новая девятиэтажка почти в центре. Постояв буквально несколько минут у второго подъезда, я дождалась выхода на улицу какой-то мамочки с коляской. Я даже помогла ей, придержав дверь, в которую сама потом и прошмыгнула. На мой звонок Валентина Петровна отреагировала довольно своеобразно. Она крикнула мне громко с той стороны двери: – Уходите! Ничего не покупаю! Уходите, вам говорят! А то милицию позову… За кого она меня приняла? За коммивояжера? Скорее всего. – Валентина Петровна, я ничего не продаю. Откройте, пожалуйста! – А кто вы? – Я – частный сыщик Татьяна Иванова. Мне необходимо поговорить с вами. – О чем поговорить-то? – Об убийстве вашей соседки. Да вы не бойтесь, посмотрите в глазок: я покажу вам свое удостоверение. Я полезла в сумку, но тут дверь приоткрылась. – Чевой-то вы сказали, я не расслышала… Вы кто? Я популярно объяснила бабушке, кто я и чем занимаюсь. Дверь приоткрылась чуть шире. – Так вы насчет этой вертихвостки, прости господи?! – Да, я собираю сведения… Но в этот момент бабушка заметила в моей руке торт: – А это, простите, что у вас? – Да вот думала угостить вас… К чаю… Дверь моментально распахнулась широко, и я увидела старушку во всей красе. На вид ей было за семьдесят, но она была еще довольно бодренькая и активная. Пучок седых волос был собран на ее макушке, немного линялое домашнее платье и стоптанные тапочки довершали образ бедной заводской вахтерши на пенсии. – Так чего же вы стоите? – удивилась хозяйка. – Проходите… Чайник шумел закипая. Мы с Валентиной Петровной сидели за столом и готовились пить чай. Она хлопотала с посудой и заваркой, а я, не теряя времени даром, задавала ей вопросы: – Валентина Петровна, скажите, пожалуйста, в тот день, когда убили вашу соседку, вы кого-нибудь видели возле ее двери? Кто-то к ней приходил? – Да я уж вашим-то все обсказала! – удивилась старушка. – Чего же вы теперь опять меня пытаете? «Вероятно, она не понимает, что такое частный детектив, – подумала я, – и решила, что я из полиции. Что ж, не будем разочаровывать женщину, так оно даже лучше». – Тот следователь, которому вы все рассказали, уехал в командировку, – не моргнув глазом, соврала я, – и теперь мне поручили вести это дело. Так, если вам не трудно, расскажите, пожалуйста, видели ли вы, кто приходил к вашей соседке Карине? – Это, значит, ее так звали? А она мне сказала, что ее зовут Ирина. Вот рыжая шельма! Прости господи!.. Мужики к ней ходили, кто ж еще?! Один молодой, совсем еще сосунок зеленый, а второй – в годах мужчина. И как только людям не совестно, а? Я кивнула, сделав вид, что поддерживаю ее благородное негодование, а потом спросила: – Так кто здесь был в тот день, когда ее убили? В это время чайник закипел, и старушка налила воду в заварник. – Тот, что в годах. И пришел он в тот день часа в два. Пришел, как всегда, открыл своим ключом, а я в глазок-то все видела! Валентина Петровна сказала это таким тоном, как будто собиралась вывести на чистую воду закоренелого преступника. – А во сколько они ругались? – спросила я. – А ты почем знаешь, что они ругались? – округлила глаза старушка. – Работа такая, – уклончиво ответила я. – Да, ругались они, это точно. Кричали что-то сильно. В основном мужик кричал. Меня, говорит, не проведешь! Я, говорит, тебя знаю, ты все врешь… А что она врет, бог ее знает! – И больше вы ничего не слышали? – Слов-то не разобрать! Шум слышно было, а что именно кричали, не знаю. Хозяйка налила в старинные чашки с замысловатым узором чай и порезала торт. Один кусок она тут же положила на свое блюдце. Взявшись за второй, она посмотрела на меня вопросительно. Я отрицательно мотнула головой. Старушка, как мне показалось, этому очень обрадовалась: значит, весь торт достанется только ей. Я между тем продолжала расспрос: – А второй раз когда они кричали? – Второй раз… А, так это, сериал мой начался, ровно в пять на Российском канале. А эти придурки давай опять орать! Ну, не слышно же ничего! Ругаются и ругаются, сериал не дают смотреть, окаянные. Я им кулаком в стену и постучала, и еще крикнула: потише, мол, вы там! Совесть имейте, горлопаны! |