Онлайн книга «Не уходи»
Она спустилась вниз по лестнице и выбежала во двор. Грег был в военной форме: крепкий, ладно скроенный и невероятно обаятельный. Лизетт замерла. Увидев ее, Грег громко вскрикнул и, сияя, устремился к ней. Лизетт бросилась в его объятия и, только прижавшись к мощной груди Грега, осознала, как боялась того, что он никогда не вернется… и она больше не увидит его. — О, как я счастлива, что ты вернулся! — радостно воскликнула Лизетт, крепко обнимая мужа. — Я так скучала без тебя, Грег! О, как же я скучала! Грег испытал огромное облегчение. С тех пор как они расстались, прошло десять месяцев. За это время Лизетт могла изменить отношение к скоропалительному замужеству, к которому он склонил ее. Но по тому, как она прижалась к нему, Грег понял: Лизетт ждала и не забыла его. Наверное, она, как и он, все эти месяцы черпала силы в воспоминаниях об их брачной ночи. — Больше мы никогда не расстанемся, — сказал Грег. — Теперь ты уедешь со мной. — Он жадно впился в губы Лизетт. Подхватив жену на руки, Грег понес ее по лестнице в гостиную, где лежал в кроватке Доминик. Но, не заметив ребенка, он проследовал с Лизетт на руках в другую комнату и опустил ее на кровать. Она пыталась заговорить, рассказать ему о ребенке, но Грег ничего не слушал. — Потом, — бормотал он, — поговорим потом. Сейчас мне хочется одного — любить тебя. Как же это было давно! Очень давно! Пальцы Грега расстегивали пуговицы на блузке Лизетт, губы ласкали ее лицо, шею. Она уже и не помышляла о том, чтобы поговорить с мужем, ошеломленная его напором и своим желанием. Быстро раздевшись, он не стал ждать, пока Лизетт снимет подвязки и чулки. Увидев черный треугольник курчавых волос внизу живота, Грег застонал и уткнулся в него лицом, вдыхая аромат Лизетт. Ощутив горячий, жадный, ищущий язык Грега, Лизетт изогнулась от наслаждения. — Я люблю тебя… люблю… люблю, — задыхаясь, шептала она и с радостью сознавала, что это правда. И когда Грег накрыл собою Лизетт и вошел в нее, она задрожала в экстазе и обхватила мужа ногами, желая, чтобы это блаженство длилось вечно. Одновременный оргазм сотряс их тела. Лизетт казалось, что она умирает. Взглянув на Грега, она увидела, что глаза его плотно закрыты, а на лице застыло выражение сладостной муки. Грег, ее муж. Ничто не омрачит их любовь, не затмит обретенного ими счастья. Грег положил ладонь на грудь Лизетт, но в это время тихо захныкал, а потом громко заплакал малыш, не привыкший подолгу оставаться без внимания. Грег вскинул голову: — Черт побери, что это? — Ребенок, — ответила Лизетт, и в висках у нее запульсировала кровь. — Мой ребенок. Пораженный, Грег поднялся с кровати и пошел в гостиную. Поспешно надев юбку и блузку, Лизетт последовала за ним. — Я не писала тебе, думала, ты разозлишься. — Разозлюсь? — Нагой Грег стоял посреди залитой солнцем комнаты, подняв ребенка над головой. — Да он же чудесный! Потрясающий! Лизетт прерывисто вздохнула. — Когда же он родился? Сколько ему? — Пять месяцев. Доминик родился в феврале. Грег радостно рассмеялся: — Фантастика! Изумительный ребенок. Сколько же он весил? К горлу Лизетт подступил комок. Грег ничего не понял! — Два килограмма триста пятьдесят граммов. Грег, он не… — Очень неплохо для недоношенного ребенка. — Грег с восхищением оглядел Доминика. — Моя сестра родила семимесячного, но он весил всего кило восемьсот. Мама не верила, что он выживет. А с этим парнем все в порядке. Ты только посмотри, как он уцепился за мой палец! Доминик, расплывшись в беззубой улыбке, ухватился за палец Грега и радостно повизгивал. — Грег, ты не понял. Выслушай меня… В этот момент во двор конюшни въехал «ситроен». — А с тобой, малыш, мы поговорим попозже. — Грег осторожно уложил Доминика в кроватку и оделся. — С папой приехал Люк Брендон, — поспешно сказала Лизетт. — Представь себе, он не погиб, ему удалось спастись. Люк живет здесь с января. Пальцы Грега замерли на пряжке ремня. — Брендон живет здесь? Заметив, как насторожился муж, Лизетт схватила его за руку. — Грег! Я никогда не любила Люка! Никогда! Ты заблуждаешься! Он живет здесь как друг… На лестнице послышались шаги мужчин. — Это правда? — угрожающим тоном спросил Грег. — Ты действительно никогда не любила его? — Нет. Я люблю тебя! Впервые услышав от нее эти слова, Грег просиял: — Тогда все в порядке. Мне остается лишь пожалеть его. — Лизетт? Грег приехал? — донесся крик графа. — Да, папа. — Глубоко вздохнув, она вышла в гостиную. Придется поговорить с Грегом позже. Рассказать ему всю правду о Доминике, Дитере, Люке. — Он приехал полчаса назад, папа. — Лизетт сразу поняла, что Люк заметил беспорядок в ее одежде. — Чудесная новость. Он в отпуске? Или уезжает домой? — В отпуске, сэр, — ответил Грег, входя в гостиную. — Очень рад снова видеть вас. — Граф сердечно пожал руку Грега. — И надолго вас отпустили? На сутки? Двое? — На сутки. — Грег протянул руку Люку. — Рад видеть тебя, Брендон. Я всегда считал, что такой хитрый парень, как ты, не попадет в руки немцам. Люк подавил приступ ревности. — Не так-то легко было сбежать от них, — уныло проговорил он, понимая, что никогда не сможет возненавидеть этого высокого обаятельного американца. — Как ты воевал последнее время? — Последние несколько дней были самыми тяжелыми. Ты когда-нибудь слышал о местечке под названием Дахау? Люк покачал головой. — Лизетт говорила, что ты упоминал о нем в одном из писем. Что это? Город? Деревня? — Это концлагерь, — ответил Грег таким тоном, что Люк похолодел. — Концлагерь для военнопленных? — Нет, для евреев и прочих изгоев. — Он подошел к окну. — Освободив лагерь, мы увидели тысячи заключенных — мужчин, женщин и детей, голодных, измученных пытками, едва живых. — Голос Грега дрогнул. — Такое невозможно даже вообразить… Зловоние, трупы… Охранники сбежали, а заключенные остались. Они не могли двигаться. — Помолчав, Грег продолжил: — Там была комната, доверху набитая детскими горшками. Матери брали с собой горшки для детей. Не знаю, что говорили им немцы, забирая их в лагерь, но горшки детям так и не понадобились. Когда заключенные прибывали туда, их уничтожали в газовых камерах. Сотнями, тысячами. Все в ужасе смотрели на Грега. — Больше я никогда не ступлю на землю Германии, — дрожащим голосом добавил он. — Никогда не смогу находиться в одном помещении с немцем или с человеком, говорящим по-немецки. |