Онлайн книга «Царица Пальмиры»
— Хорошо, ваше величество, обещаю вам. Он сделал паузу и сказал: — Интересно, убьют они меня из-за того, что я помощник императора? — Не думаю, Гай Цицерон. Просто присягните на верность Риму и новому императору. Разыщите нашего сенатора Тацита и объясните ему, что вы всего лишь простой солдат, а не политик. Он справедливый человек, он защитит вас и вашу семью. Ваш род древний и почтенный, Цицерон. Ее слова приободрили Гая Цицерона. — Возможно, вы правы. Если бы я был вместе с императором, то меня, несомненно, убили бы. Но, кажется, боги распорядились иначе. Они быстро домчались до Рима, и Зенобию провели в здание, построенное из обманчиво невинного белого мрамора. Фабий Марцелл взял ее за руку и представил тюремщику. — Я привел пленницу, Зенобию Пальмирскую, по приказу сената. Она задержана для допроса. Фабий Марцелл ослабил хватку, и Зенобия повернулась к Гаю Цицерону. — Не забывайте о своем обещании, Гай Цицерон, — сказала она, прежде чем последовать за тюремщиком. Они прошли через дверь, и тут ей в нос ударило ужасающее зловоние. Она чуть не задохнулась и закашлялась, а на глаза навернулись слезы. — Привыкнете, — сказал тюремщик, словно о чем-то само собой разумеющемся. — Никогда! — воскликнула она. — Но что же это такое? — Это запах человеческих страданий, — ответил он. Следуя за тюремщиком, Зенобия огляделась вокруг и содрогнулась от отвращения. Они спускались по лестнице, и она увидела, что и ступеньки, и стены покрыты скользкой, липкой слизью. Смоляные факелы в грубых железных подставках освещали путь, мигая и дымя. Дойдя до последних ступенек, он повел ее по коридору, по обе стороны от которого виднелся ряд маленьких деревянных дверей. Вокруг не раздавалось ни звука, за исключением случайного шороха в соломе, лежавшей по обе стороны прохода. В самом конце коридора тюремщик остановился, снял с пояса кольцо с ключами и отпер дверь. — Сюда, моя прекрасная госпожа! — сказал он, указывая в открытую дверь. Зенобия наклонила голову и прошла в камеру. Дверь позади нее захлопнулась, и она услышала, как заскрипел замок, когда тюремщик поворачивал ключ. Окинув помещение быстрым взглядом, она убедилась, что находится в одиночестве, и с облегчением вздохнула. Теперь она могла исследовать камеру. Она заметила, что камера маленькая и, очевидно, находится ниже уровня земли, так как в ней нет окон. Ее освещал маленький смоляной факел, и за это она была благодарна. В темноте она чувствовала себя заживо погребенной в могиле. На полу лежала солома, а в нише в стене стоял потрескавшийся кувшин с теплой водой. Больше ничего. Она уселась на солому и стала ждать. Через некоторое время Зенобия задремала. Она вздрогнула и проснулась, когда услышала звук ключа, поворачивающегося в замке. С сильно бьющимся сердцем она вскочила на ноги и увидела двух мужчин, которые вошли в камеру. — Можете закрыть дверь, — сказал один из них тюремщику, и тот мгновенно повиновался. Другой повернулся к Зенобии и вежливо поклонился. — Ваше величество, я — Цельс, врач. Сенат уполномочил меня осмотреть вас, чтобы определить, беременны вы или нет. — Понимаю, — ответила Зенобия. — Что я должна сделать, Цельс? Доктор посмотрел на другого мужчину. — В этом месте невозможно осматривать пациентов, сенатор. — Тем не менее таков приказ сената, — последовал ответ. — Разрешит ли сенат принести чистый таз с теплой водой и дополнительный светильник, сенатор? Сенатор залился краской. — Разумеется! Позаботьтесь об этом, а я тем временем побеседую с царицей Зенобией. Но поспешите! Это место отвратительно, и я желаю покинуть его как можно скорее. Доктор насмешливо поклонился, позвал тюремщика и вышел вместе с ним, чтобы добыть все необходимое. Второй мужчина посмотрел на Зенобию долгим взглядом и наконец произнес: — Я — сенатор Валериан Хостилий, ваше величество. Я уполномочен сенатом наблюдать за осмотром. — Я помню вас, сенатор. Это вы хотели скормить меня львам во время нашей последней встречи, — презрительно сказала Зенобия. — Зря сенат не послушался меня, — сказал Хостилий. — Мы не можем допустить появления наследников у Аврелиана! — Я не беременна, сенатор, — спокойно сказала Зенобия. — Это вы так говорите! Однако я присутствовал в храме Непобедимого Солнца в ночь совершения обряда. В ту ночь император был словно жеребец. Он действительно стал богом! А вы — богиней! Даже я вижу это! Хостилий облизал в возбуждении губы и продолжал: — Все женщины, все до одной, которых он взял в ту ночь, зачали ребенка, а вы говорите, что не беременны! Я не поверю в это, пока доктор не подтвердит, что это так! — Те женщины совокуплялись с другими мужчинами на той бесстыдной оргии, а не только с императором, — огрызнулась Зенобия. — Аврелиан не способен произвести ребенка! Его собственная жена утверждает это! Вдруг в ее голове пронеслась жуткая мысль. — А что случилось с теми женщинами, которых Аврелиан взял в ту ночь? — спросила она. — Они мертвы! — ответил он. — Все мертвы! Мы не позволим, чтобы отродье Аврелиана вернулось, чтобы преследовать нас! — О боги! Да вы все с ума сошли! — прошептала она. В этот момент вернулся доктор вместе с тюремщиком и необходимыми вещами. Пока тюремщик устанавливал в камере дополнительные светильники, доктор поставил на полку в нише таз с теплой водой и вымыл руки. — Вам придется раздеться, ваше величество, — сказал он извиняющимся тоном и набросился на стоявшего с открытым ртом тюремщика: — Вон! Вон, ты, паразит! Тебе здесь нечего смотреть! Тюремщик поспешно выбежал и захлопнул за собой дверь. — А он обязательно должен присутствовать? — спросила Зенобия, взглянув на Хостилия. — Я остаюсь по приказу сената, чтобы этот человек не солгал. Цельс возмутился. — Что? У меня репутация честного человека. Валериан Хостилий! — Как бы там ни было, я остаюсь по распоряжению сената, — последовал напыщенный ответ. Цельс взглянул на Зенобию. — Мне очень жаль, ваше величество. Я никогда прежде не осматривал пациентку при таких обстоятельствах и прошу у вас прощения. Она сочувственно кивнула ему и сказала: — Что я должна сделать? — Когда разденетесь, лягте, пожалуйста, на солому вот тут. Не обращая внимания на Хостилия, Зенобия сняла одежду и положила ее на пол, на солому. Теперь она почувствовала, как холодно в камере, и непроизвольно задрожала. Взгляд врача выражал сочувствие. Врач ощупал ее живот, осмотрел груди. Потом, с бесконечными предосторожностями, чтобы не причинить ей боль, исследовал ее изнутри. Наконец, удовлетворенный, Цельс поднялся с пола и, снова вымыв руки, сказал: |